Сергей Кургинян: У Байдена все построено на войне с Россией

 — Сергей Ервандович, очевидно, что главным событием в 2020 году стал коронавирус. С начала пандемии вы выпустили серию видеороликов и публикаций о ковиде, проанализировали его генезис. Ваша работа выделяется на фоне других исследований. По вашему признанию, вы за это время прочли множество специальных книг. И, в частности, анализируете важный аспект, связанный с тем, что это может быть рукотворный вирус. Так это все-таки биологическое оружие?

— Утверждать я ничего не могу, но считаю, что вероятность велика. Это мое мнение как эксперта, не как специалиста. Есть большая разница между специалистом и экспертом. Специалист всю жизнь занимается чем-то конкретным. Чаще всего, как сказал Козьма Прутков, он подобен флюсу, то есть у него есть деформация. Но он «съел зубы» на этом. А эксперт должен за короткое время разобраться в новой кризисной ситуации. Он применяет методологию, логику, системный анализ и изучает какой-то объем сведений. Я за это время действительно прочел многое. От школьника, не любившего биологию, и человека, не восхищавшегося медициной, который никогда не лечился, превратился в того, который изучил все, что полагается студенту и аспиранту по иммунологии, вирусологии и генетике. И, поскольку читаю быстро, я шире взял диапазон, чем делает узкий исследователь. Поэтому с точки зрения экспертизы нахожусь в 50-процентной кондиции. Но кто-то другой находится в 100-процентной. Но специалистов не спрашивают и не слушают.

Как эксперт я, например, высказывал гипотезу о появлении ковида. И сейчас она все время подтверждается. Роберт Редфилд, руководитель CDC США, главной службы, которая отвечает за здоровье американской нации, признает, что коронавирус возник в июне. И никакого отношения к марту, февралю и даже декабрю оно не имеет. Значит, это не какая-то странная китайская утечка. Теперь итальянцы тоже говорят, что ковид появился раньше.

Ряд специалистов настаивают на том, что это утечка из «Форт-Детрик». Это одна из старых американских лабораторий бактериологического и химического оружия. Ее закрыли летом, и именно в связи с тем, что произошла некая утечка. Все обращают внимание на то, что в Америке была какая-то странная эпидемия, которую они связывают с электронными сигаретами. Потом выяснилось, что сигареты не при чем. Сейчас снова и снова это все подтверждается. То, что в угаре обвиняли китайцев, отменено.

Но наиболее серьезные заявления по поводу ковида делал же не я, а Люк Монтанье (французский вирусолог, лауреат Нобелевской премии в области медицины и физиологии 2008 года. Вместе с Барре-Синусси открыл в 1983-м вирус ВИЧ — прим. ред.). Он заявил, что у ковида есть несколько спидоподобных врезок в геном, и сослался на китайцев. Так его съели и косточки выплюнули. Французская общественность и какие-то странные силы, которые по уровню никак не совпадают с ним. Например, Нил Фергюсон (английский математик из имперского колледжа Лондона, его компьютерная модель COVID-19 стала основой жестких карантинов в разных странах. Предсказал 510 тыс. смертей в Великобритании и до 2,2 млн в США. В 2001 году смоделировал смертность в 150 тыс. человек в Англии от коровьего бешенства, в итоге погибли 200 человек, но миллионы животных забили. — прим. ред.). Кто такой Фергюсон по отношению к Монтанье и другим людям, которые говорят серьезно о ковиде?

Когда-то, я помню, был Ярославский форум. Дмитрий Анатольевич Медведев организовывал и все прочее. Там ко мне подошла известная американская фигура Тоби Гати (американский советолог, русист, государственный деятель — прим. ред.), схватила за рукав и сказала: «Слушай, у вас тут выступает Хантингтон (Самюэль Хантингтон — американский социолог и политолог, автор концепции этнокультурного разделения цивилизаций — прим. ред.). Ты понимаешь, что у него нет статуса?» Я говорю: «Тоби, может, у него нет статуса, но он очень известен и умен, поэтому его с радостью пригласили на этот форум».

Так вот, этот Фергюсон в науке — никто, казалось бы! А потом наши высокие правительственные чиновники, курирующие медицину, говорят, дескать, нам зарубежные коллеги подали неверный сигнал и мы поэтому с пенсионерами неправильно поступили. Это, конечно, хорошо, что люди признают свои ошибки. В России нет культуры признания своих ошибок, это все равно, что дать признательные показания милиционеру. Дашь — и загремишь по полной программе. С другой стороны, какова цена ошибки? Вот мы не так повели себя с людьми старшего возраста. И что? Это же имеет цену! Я не хочу уподобляться милиционеру, получившему признательные показания. Просто спрашиваю по-человечески, как к этому относиться? Было  проведено очень много скороспелых решений и, конечно, они были проведены под давлением Запада. Психологическим, интеллектуальным. Наши большие интеллектуалы от медицины чувствуют себя вторичными и зависимыми от того, что говорят «там». Это ощущение привело к тому, что возникала некая модель, которую затем начали яростно отстаивать. Тогда появилась категория, названная ковид-диссидентами. И мне сразу стало понятно, что людей разбирают на группу дикарей, которые будут все отвергать, и группу просвещенных, которые станут все принимать. А на самом деле эти просвещенные растаптывают науку.

Почему я должен как просвещенного человека воспринимать не лауреата Нобелевской премии Майкла Левитта (британский, израильский и американский биофизик, лауреат Нобелевской премии по химии за 2013 год за «компьютерное моделирование химических систем». Член национальной академии наук США, профессор Стэнфордского университета. Критиковал локдауны как средство борьбы с пандемией коронавируса — прим. ред.), а Фергюсона? Кто он такой? Кто такой Андерсон (Рой Малкольм Андерсон — специалист по инфекционным болезням и эпидемиологии, 14-й ректор Имперского колледжа Лондона — прим. ред.)? Кто такие эти люди, которые навязали миру свою концепцию происходящего? Они второразрядные ученые из отнюдь не самого крупного заведения — Имперского колледжа Лондона. Значит, за ними кто-то стоит, и кто-то это так пропихивает, что можно заткнуть рот нобелевским лауреатам?! Почему так спешно были приняты решения, почему с ними не посоветовались?!

Тогда я стал выступать так, чтобы не было ощущения, что просвещенные — это Фергюсон и Андерсон, а все остальные — дикари. Я стал говорить от лица науки не потому, что ученый. Просто стал цитировать действительно серьезных специалистов. Это моя экспертная задача. Вот так говорит Левитт. Он Нобелевский лауреат, еврей из Южной Африки, в Израиле поработал и в Америке. Он никак не является русским спецслужбистом, который что-нибудь впаривает несчастному Западу.

— А что говорят специалисты?

— Я разговаривал с достаточно крупным вирусологом из самого большого французского вирусологического центра с бюджетом 1 миллиард евро. Я вольно цитирую его слова: «Люка съели и косточки выплюнули, я так не хочу. Спрашиваю коллег. Говорят: я верю, что COVID-19 — органическое естественное заболевание. Тогда я спрашиваю, кто передатчик?»

— Изначально?

— Да. Остались, говорит, вирусологи, которые, посмотрев мне в глаза как своему коллеге, скажут, что передатчик — летучая мышь? Таких нет. А кто посредник? Кто преодолел разрыв между мышью и человеком? Вы говорили: панголин. Но вы же понимаете, что это не так.

Этот французский вирусолог говорит: у нас же наука, могучая отрасль, медицина, мы что, за год не смогли найти промежуточного зверя? Так мы плохо ищем или его нет? Что происходит? Дальше говорит: вот этого Люка задолбали за то, что он назвал четыре врезки в геном, а три все-таки могут быть эволюционными. А четвертая? Мне кто-то из коллег-вирусологов может сказать, что она может быть естественной? Ну вы что, с ума сошли?

— А адекватны ли меры борьбы с пандемией?

— Они остановили мировую экономику, создали чудовищные последствия для людей. От одной малярии, потому что ее стали хуже лечить из-за пандемии, [за это время в Африке] умерло больше людей, чем от ковида. Дальше — онкология, кардиология и все остальное. Жертвы огромные. Говорят, «жизни черных имеют значение». Жизни ковидных тоже имеют значение. А жизни онкологических не имеют значения? А жизни малярийных не имеют значения? Из-за паники с ковидом соорудили голод, от которого умрет миллионов 100. Это абсолютно непропорционально тому, что реально происходит с ковидом.

Есть такая специальная профессия — эпидемиолог. Он должен ответить на один вопрос — это эпидемия или нет. Он смотрит: заболевание чудовищное, ему безумно жалко людей, он страдает. Но говорит, что это не эпидемия, потому что смертность — меньше одного процента. Это норма. Сколько умерло в России и в мире? Это эпидемия? Это можно сравнить с жертвами от испанки? От испанки умерло 100 миллионов. Нельзя! А почему такие непропорциональные меры? Почему нужны именно такие меры, которые никакого отношения к заболеванию не имеют? Лечите!

— А что Вы думаете о появляющихся сейчас вакцинах?

— Крупнейшие западные, азиатские, восточные исследователи из лучших научных центров мира давно говорили, что существует два явления — антигенный импринтинг и комплекс антиген-антител. Что такое антигенный импринтинг? Это первое впечатление. Это значит, что особые антитела являются лимфоцитами памяти, они запоминают заболевание. Человек заболел, и его организм помнит это заболевание. У него накапливаются лимфоциты памяти. И когда второй раз у человека то же самое заболевание, лимфоциты памяти на него кидаются и начинают его душить. А есть наивные лимфоциты, которые заново начинают исследовать, медленнее исследуют антиген (любое вещество, которое организм рассматривает как чужеродное или потенциально опасное — прим. ред.). И лимфоциты памяти начинают атаковать то, что им послано с позиции того, что они уже пережили как заболевание.

Что такое вакцина? Это малая доза заболевания для того, чтобы усилить лимфоциты памяти. А само заболевание — это сильный вариант того же самого заболевания. То есть вакцина наращивает количество лимфоцитов памяти. Но есть явления, при которых лимфоциты памяти, кидаясь на чуть-чуть изменившийся антиген, создают такой комплекс антиген-антитело, который хуже самого антигена. То есть самого заболевания.

— При каком условии это бывает?

— При небольшом различии структур, при которых одно к другому начинает прикрепляться не так, как надо. Это чаще случается с вирусами, реже — с бактериями. С какими-то заболеваниями удалось справиться. Кстати, люди, которые справлялись с полиомиелитом, сначала справились, потом были предъявлены иски, начались процессы, они выплатили огромные деньги. Но все равно я считаю, что вакцина против полиомиелита — героическое открытие человечества. А перед теми, кто занимался разработкой вакцин в самом начале, — Пастер, Эрлих, Кох, Мечников — надо просто шляпу снять.

Но они же работали, в основном, с бактериями! А разница в размерах между вирусом и бактерией — как между комаром и арбузом. Кроме того, у вируса нет собственной системы воспроизводства, он использует систему воспроизводства организма, в который влезает. У бактерии есть, и в гниющем теле они бурно размножаются, поэтому жгли трупы от холеры, чумы. А вирус умирает вместе с телом.

С вирусами всегда хуже. Есть огромный опыт попыток создать вакцину против ВИЧ, который открыл тот самый Люк Монтанье. Этим занимались крупнейшие корпорации мира. Они несчастных людей в Африке нещадно кололи этими вакцинами, потом начали бить тревогу: «Мы колем, а болезнь усиливается». После вышел запрет на применение любых вакцин в сфере СПИДа. Позже выяснилось, что невозможно из-за этого эффекта антигена-антитела, из-за этого импринтинга создать и вакцины против лихорадки Денге, определенных модификаций менингита.

Есть книга Михаила Супотницкого «Биологическая война» (Михаил Супотницкий — российский микробиолог, полковник медицинской службы запаса, изобретатель, автор исследований по истории эпидемий чумы и других особо опасных инфекций, истории разработки и применения химического и биологического оружия. Заместитель главного редактора рецензируемого научно-практического журнала «Вестник войск РХБ защиты» Министерства обороны РФ — прим. ред.). Очень серьезная, приличная книга. Я автора не знаю лично, но знаю, что он военный биолог, который всю жизнь этим занимался. Он рассказывает совершенно ответственно о чужих работах в Америке, в Австралии, в Сингапуре, в Корее, которые говорят о белом пятне вакцинации, этого соединения антигена и антитела. Ему тоже затыкают рот. Почему, что за кино?

А все эти академики, которые говорят о вакцинах, они это знают? «А мы проверяли, ничего такого нет». На ком проверяли? Как проверяли? Но мы можем честно ответить на все эти вопросы? Мы можем сесть и собрать небольшую конференцию и поговорить? Вы позовите этих людей, пусть они что-то скажут. Знаете, бывают ученые, которые все понимают, но говорят с разной степенью убедительности.

Я не говорю, что вакцины не нужны. Мы не хотим сказать: «Наука долой!». И, может быть, ваша вакцина замечательная. Но тогда хотя бы сделайте так, чтобы ключевые военные институты не осуждали вакцины своих же ведомств. Ну хоть между собой договоритесь! Мы не говорим о российских вакцинах. Наши вакцины лучше, потому что они классичны. И было бы странно из моих уст слышать, что эти все Moderna, этот Гейтс… что предлагаемое ими лучше, чем наша вакцина. Там изуверство начинается глобальное. Есть люди, которые считают, что можно с вакциной чип в мозг загнать. Когда-нибудь будет можно, но не думаю, что сейчас. Но кромсать геном — это нехорошее дело. Это и президент РФ говорил, и Михаил Ковальчук (физик, президент Курчатовского института, друг Владимира Путина — прим. ред.). Они говорят, что это надо сдерживать морально.

— К чему Вы ведете? Коронавирус — фейк?

— Мы не отрицаем, что ковид — очень серьезное заболевание. Мы только спрашиваем, какой процент в России умерших? И спрашиваем это с эпидемиологической, а не с гуманистически-моральной точки зрения. Мы говорим об издержках карантина, ведь все жизни одинаково важны. Мы говорим о специфике этого заболевания, а не о том, что его нет. Мы не ковид-диссиденты. Но мы на стороне Нобелевских лауреатов Люка Монтанье и Майкла Левитта, а вовсе не на стороне чего-то, отдающего дикарством. И мы спрашиваем: «Почему вы не даете слова этим ученым — лауреатам Нобелевской премии, иностранцам, рыцарям всех орденов и масонских лож? Кто вы такие, чтобы заткнуть им рот?».

— И кто же эти силы, по-вашему?

— Я бы соотнес это с другим явлением. Президент США Дональд Трамп — очень шустрый человек, такой веселый шоумен, вполне современный. И он не мог себе представить, что масс-медиа ему как ньюсмейкеру заткнут рот. Это было за пределом его представлений. Как так? Я император главной державы мира! Я главный ньюсмейкер мира! А вы мне: «Пошел вон! Фейк-ньюс!.. Вы мне затыкаете рот!». Тогда возник вопрос: «Кто затыкает рот императору?»

— Мировое правительство, хозяева дискурса?

— Кто-то больше, чем император. Мы не говорим, прав Трамп или нет. Мы говорим о свободе слова. Дальше он вылупил глаза и сказал: «Я готовился, я победил, я бы ушел, я бы ничего не делал. Но когда говорят, что в одном из округов проголосовал за Байдена 841 процент, и когда среди проголосовавших есть люди 1800 года рождения, есть мертвые, которые встали из могил и голосуют, я же не могу это допустить! Я же не тварь дрожащая, чтобы сказать, что все хорошо. Кто это все делает?»

Вот я и спрашиваю. Кто-то же смог так наплевать на процедуры, что Трамп должен говорить, что он ждет от Верховного суда мужества и мудрости. А исполнения закона ты уже не ждешь, это уже героично? Исполните закон! Люди давали под присягой показания, как именно шла фальсификация. Показания под присягой для американцев очень много значат. Так примите и рассмотрите! Оказывается, что за это уже убивают. Чья диктатура устроила всю эту штуку? Так же и с ковидом.

— Специалистам по ковиду не дают слова так же, как и Трампу?

— Крупным ученым заткнули рот. А мелких пустили вперед. Но эта мелочь уже лгала и по свиному гриппу, и по коровьему бешенству, преувеличивая масштабы в 25-30 раз. А потом высшие должностные лица Великобритании говорили, что они уничтожили свое сельское хозяйство. В угоду кому, и почему? Как говорит Горацио Шекспира: «О день и ночь! Все это крайне странно!» Я просто начал обнажать эти странности.

Мы считаем, что нужна вообще совершенно другая научная парадигма в той же медицине. Почему советская медицина уничтожила школу Ухтомского (Алексей Ухтомский, русский и советский физиолог, академик Академии наук СССР, создатель учения о доминанте, епископ Охтинский — прим. ред.), академика Сперанского (Алексей Сперанский, советский учёный-медик в области физиологии и патологии. Академик АН СССР и АМН СССР, — прим. ред.)? Он же не подпольный знахарь, но всю школу уничтожили в пользу адептов вакцинации. Почему была уничтожена психологическая школа Выготского [Лев Выготский, советский психолог, создатель культурно-исторической теории, основатель исследовательской традиции изучения высших психологических функций. — прим. ред.] и всех остальных? Почему ее место занял Зинченко [Владимир Зинченко, советский и российский психолог, доктор психологических наук, профессор, академик РАО. Один из основателей инженерной психологии и эргономики в России. — прим. ред.] с инженерной психологией? Что сделали со школой Михаила Лившица [философ, эстетик, публицист, приобрел широкую и скандальную известность как обскурант и мракобес, гонитель всего прогрессивного в искусстве, после того, как опубликовал в 1966 году в «Литературной газете» свой памфлет против современного искусства «Почему я не модернист?». Еще большую славу принесла Лифшицу вышедшая двумя годами позже книга «Кризис безобразия», которую называют библией антимодернизма. — прим. ред.], которого я лично не слишком люблю, но которая не есть дремучая ортодоксия? Что случилось с марксизмом, что случилось с психологией? Что случилось с образованием? Что случилось с медициной? Где все эти программы Бабаянца [Алексей Бабаянц, директор Высшей школы практической психологии, кандидат педагогических наук, психолог-консультант в сфере детско-родительских отношений, пропагандист гуманной педагогики. — прим. ред.]? Где работы весьма уважаемого мною Александра Нариньяни [советский и российский учёный, кандидат физико-математических наук, член-корреспондент РАЕН, академик РАЕН, известен работами по искусственному интеллекту — прим. ред.] с программой «Старт-2» в Новосибирске, которая была закрыта у меня на глазах? Где все это? Это системный наезд?

— Это как-то связано с ковидом?

— То, что произошло с ковидом, лежит в одном типологическом ряду со всеми этими странностями. Недавно очень престарелый бывший руководитель военно-разведывательной космической программы Израиля сказал об инопланетянах [экс-директор подразделения Минобороны Израиля Хаим Эшед, 30 лет отвечавший за военно-разведывательную космическую программу, ныне советник ведомства недавно заявил, что пришельцы уже на Земле, подписали контракт с США на проведение экспериментов на нашей планете. — прим. ред.]. А перед этим говорил уже больной Вернер фон Браун [германский и американский конструктор ракетно-космической техники, один из основоположников современного ракетостроения, создатель первых баллистических ракет. Штурмбаннфюрер СС. Считается отцом американской космической программы. Предупреждал, что угроза инопланетного вторжения будет использована для манипуляции обществом — прим. ред.], тоже фигура не маленькая. И я скажу, что это либо социокультурное моделирование, либо что-то соседнее. Я видел, как закрывали программу «Союз — Аполлон». По этой программе должно было начаться строительство стендов по испытанию термоядерных космических двигателей на Луне. Это нельзя было делать на Земле, потому что там все взрывалось и были бы сплошные Чернобыли. На Луну все готовы были это перенести. И уже облизнулись разные наши академики, что будут промышленные армии. Вдруг встретились Брежнев и Никсон и было договорено всё закрыть. Уже Брежнев умер, Никсон умер, а эта договоренность действует железно. Что за кино? Кто закрыл этот космос? Я не хочу сказать, что это делали ужасные зеленые существа с перепонками на ногах. Я спрашиваю, кто это сделал?

Ковид в одном ряду с этими странностями. Их гораздо больше, чем я назвал. Значит, внутри этих странностей нужно проводить исследования непропорциональностей между серьезным вызовом и бредовой реакцией на этот вызов. И нужно проводить исследования того, почему на крупнейших светил вот так наплевали.

Я этим занимаюсь как эксперт, системщик, методолог, который быстро должен разобраться и у которого есть широкий контекст. Но путь спросят специалистов, тех, кто находится в 100-процентной готовности. Только вопрос — кто будет обобщать данные этих специалистов. Тут же нужны междисциплинарные люди. Вся система моих вопросов была потому, что я попытался выделить другой кластер людей, которые не позволяют, чтобы науке заткнули рот.

— Кто же все-таки бенефициары ковида?

— Я несколько раз всерьез натыкался на некоторые следы. Во-первых, на следы всей группы в Форте Детрик, которая была взята из Японии и Германии. Они разрабатывали биологическое оружие так же, как Манхэттенский проект. Только Рузвельт Манхэттенский проект подписал сам, а эту затею химико-биологическую он списал на министра обороны Генри Стимсона. Не хотел марать руки в этом. Возникло секретное заведение, где сидели «доктора менгеле» нацистского блока [Йозеф Менгеле, немецкий врач, проводивший медицинские опыты и жестокие эксперименты на узниках концлагеря Освенцим во время Второй мировой войны. После войны бежал в Латинскую Америку — прим. ред.]. В основном японцы, потому что немцы занимались ракетостроением. И там сидел Вернер фон Браун. Его президент Кеннеди сделал руководителем космического проекта по высадке на Луну. Есть фото, где они идут почти под ручку. А потом Браун ухмыляется и говорит: «Мы этого Кеннеди кончили». Обнялся с гремучей змеей. Вернер занимался ракетами. А чем занимались нацисты наиболее серьезно? Биологическим оружием в Японии, где творили ужасы невероятные.

Еще надо понимать, что определенные фильмы, иногда художественно не лучшие или средние, в советское время делались точно по аналитическим запискам КГБ. Просто давали записку: «Вот настоящее дело, теперь охудожнивайте». И были большие группы людей, которые охудожнивали аналитические записки. Мне, например, очень хотелось прочесть аналитические записки, на основе которых написаны произведения братьев Стругацких. Они же есть.

— Вы думаете, Стругацкие писали на основе записок?

— Я знаю. Но скажу, у меня такая фантазия, лег спать и во сне вдруг увидел этот бред.

— И Юлиан Семенов?

— Об этом даже не будем. И фильм «Мертвый сезон» сделан по аналитическим запискам с конкретными лицами. Но для того, чтобы ни у кого не осталось сомнения (мало ли авторы — люди легкомысленные), в начале фильма выступает Абель (Рудольф Абель, советский разведчик-нелегал, с 1948 года работал в США, в 1957 году был арестован, в феврале 1962 года обменяли на сбитого над СССР пилота американского самолёта Фрэнсиса Пауэрса — прим. ред.). А это раннесоветская разведка, которую я очень уважаю. Сухие, интеллигентные люди. Их можно пытать, а у них даже зрачок не будет расширяться. И он говорит, что это сделано по нашим материалам и это угроза человечеству. То, что они там описывают, это и есть Форт Детрик и сопряженные лаборатории. Но самое интересное заключалось в том, что эти люди работали над изменением сознания, над психикой. Сегодня они занимались каким-то вирусами, а завтра нейролептиками и чем-то еще.

Теперь это рассекреченные бумаги. ЦРУ рассекречивает материалы, не конспирологи, питающиеся слухами, а специсторики смотрят документы. И на основе этих документов можно сказать, что группа Форт-Детрика имела сильный японский след. Корпорации этим занимались разные, но за спиной стоят японские фармгиганты. А в Японии нет самодостаточного бизнеса. В первом приближении за ними стоят якудза, группы, которые на самом деле руководят всеми президентами компаний или номинальными хозяевами акций. Есть трастовые документы, по которым собственность распределена не так, как считается. Это вполне может быть фактор, который управляет изменением мира. Давным-давно они вошли в контакт с американцами.

Вся эта идея управления через трансформирующие события старая. Но наиболее ярко она была подана министром обороны США при Буше Дональдом Рамсфелдом, который и перед этим был фармацевтом и потом стал фармацевтом. Он тогда сказал так: «Трансформирующее событие надо делать так. Мы будем говорить, что Китай нанесет биологический удар по нам, и что мы в связи с этим меняем человечество, потому что надо спасаться». Это его слова. Есть документ, который называется «Красный рассвет». Рамсфелд ушел, а дело его живо — все эти Фаучи [Энтони Фаучи, главный инфекционист США, по его советам Трамп продлевал карантин — прим. ред.] и другие.

Средства массовой информации лихорадочно скупает фармацевтическое лобби, за спиной которого стоят нацистские, макрокорпоративные структуры. Они уже объединились. Мой ближайший друг, соратник, исследователь Юрий Вульфович Бялый [вице-президент по научной работе Международного общественного фонда «Экспериментальный творческий центр» — прим. ред.] посчитал, как быстро концентрируются основные средства массовой информации. Сколько у них хозяев? 200, 100, 50, 25. Как взрыв, стягивающий Вселенную в одну точку.

— Это за последние годы?

— Это в последние 20 лет. За эти годы в 5 или даже 10 раз стало меньше этих хозяев. Мы же понимаем, что это никакой не Цукерберг. Кто такой Цукерберг? К нему придет начальник отдела ЦРУ и скажет: «Делай не так, а так». Цукерберг скажет: «Есть! Вы меня оставите живым? Спасибо». И сделает все, что ему скажут. Никаких вопросов. Как Америка управляется, мы знаем.

Трамп сказал про некое глубинное государство. Раньше об этом говорили конспирологи, теперь это сказал император. А что он имеет в виду? Почему в центре внимания оказалось убийство физика-ядерщика в Иране? А почему убийство крупного работника Моссада посреди Тель-Авива не оказалось в центре внимания?

— Это ответка Ирана?

— Конечно. На эту ответку будет тоже ответ. Мы существуем в быстро меняющемся мире. Каковы прямые результаты всего этого? Например, Китайская народная республика из ближайшего друга и партнера, замечательного рыночного государства, великолепного промышленного союзника стала [для США] преступной коммунистической бандитской державой. Буквально. После Дэн Сяопина чуть-чуть побухтели про Тяньаньмэнь, а дальше: «О, Чайна! Америка! Мы вместе! Братья! Все!» Теперь это преступный коммунистический Китай. Раньше они забывали про это, они смеялись, когда им говорили, что там коммунизм. Говорили, что там такой капитализм, что дальше некуда.