Интервью Дживана Гаспаряна

Прошлой осенью Дживану Гаспаряну исполнилось 85. Юбилейные концерты в Москве он играл сидя: недавно попал в автокатастрофу, повредил ногу. В его возрасте это серьезно. Корреспондент газеты "Комсомольская правда" побеседовал с известным музыкантом. Ниже представляем интервью Дживана Гаспаряна.

Мы разговаривали в гостиничном номере. На журнальном столике – распахнутый чемоданчик-дипломат, где лежат три дудука. «У каждого свой характер, - говорит дядя Дживан. – Я их всех люблю». А они любят его: игра на пастушьей дудочке принесла музыканту мировую славу.

- Ты русский? – спрашивает он вместо приветствия. - Это хорошо. Люблю русских. Хорошие парни.



- Дядя Дживан, на вашем концерте я видел, как плачут хорошие парни: взрослые мужчины слушают дудук и плачут. Почему? Что делает с людьми ваша музыка?

- Знаешь, дудук – это музыка мужской печали. Не женской. Женщины плачут не так. У мужичины слезы не на лице – внутри, в душе его… Одни раз, я помню, Уильям Сароян, американский писатель, когда услышал меня, сказал : «Дживан, это молитва, это не игра». Я до сих пор не забыл его слова. Надо хорошо играть, чтобы люди поняли, что ты говоришь своим маленьким инструментом. Инструмент тоже может говорить. Он тоже что-то хочет сказать, правда?

- Если молитва, то о чем?

О любви, о матери, о Родине… Закрою глаза и играю, что сердцем вижу.

- Когда целуешься, тоже глаз не открываешь…

Правильно говоришь! Музыка – это как любовь к женщине. Мне 85 лет. Двадцать тысяч концертов отыграл, больше двух тысяч песен написано – такой долгий поцелуй.

Давно все начиналось… Мама скончалась в 40-м году. Отец на фронте. Нас трое детей. Остались без ничего. 300 граммов хлеба на день получали. Голодный, голова кружилась. А я все не мог губ от дудука оторвать. По восемь, девять, десять часов в день играл! Сначала на улице, потом – самодеятельность в ФЗУ, ансамбль песни и пляски. В 47-м или в 48-м году меня послали в Москву - через Баку, через Сталинград – на концерт в Кремль. Сталин мне после часы подарил – «Победа». Я, правда, их тут же продал, друзей пивом угостить хотел. Недисциплинированный человек я был. Но когда вернулся назад в Армению, все уже знали: Сталин нашему Дживану часы подарил… Уже газеты писали… Так и приняли меня в филармонию, так и работал. И - пошел, пошел, пошел. 25 наград лауреата международных конкурсов разных стран мира, американские премии всякие, европейские… Много-много фильмов играл - больше сорока. Много-много больших артистов друзья мои: Стинг, Питер Гэбриэл, Алан Парсонс, Лайонел Ричи, Фил Коллинз, Брайан Мэй, Брайан Ино, Борис Гребенщиков… Хорошие парни. Люблю их.



- А в музыке, кроме дудука, есть у вас еще какая-то любовь? Что вы слушаете, когда не играете сами?

На кларнете играю, на саксофоне… Для меня вся музыка хорошая, если хорошо исполняют. Старые русские песни, например, меня трогают.

- А современные?

А современные не трогают. Восемьдесят процентов современной музыки – лучше бы ее не было. Сейчас весь мир испортился, талантливых людей стало мало. Их вообще не может быть много, но сейчас совсем мало. Понимаешь, это же все самодеятельность. Вот одну песню тут пели по телевизору: «Я тебя люблю, ты ко мне приходи – хоть через сто лет, но приходи…» Дурак! Придет она через сто лет, а для чего? Что ты с ней делать будешь, если доживешь? А он все повторяет: «Приходи через сто лет! Приходи через сто лет!» Не могу это слушать! Молодежь не понимает, что это только шум. Бам, бам, бам! А он все поет – голый ходит, майку снял, в трусах по сцене бегает: искусство… Или что это такое на самом деле, можешь ответить мне? Я бы так сказал: «Сынок, ты иди на завод работай или иди где-то еще работай, а музыка - это не твое». Музыку Бог дает человеку.

Бог каждому что-то дает. Мой отец был каменщик. Он своими руками камень точил. Туф называется: серый, красный, черный, желтый – красивый камень. И гранит полировал. В Ереване оперный театр, филармония, дома, площадь – это все мой отец, его бригада строила в тридцатые годы. Самые красивые здания в городе… Бог дал ему этот талант, а он просто хорошо работал. Не фальшивил.

- Нигде нельзя фальшивить.

Точно! Я еще такую историю расскажу… В 1956-м году мы играли в США для Кеннеди. Хороший парень. 280 артистов из Советского Союза. Солисты Большого театра. Ульянова танцевала. Ансамбль Игоря Моисеева. Хор Пятницкого. Ленинградский балет. Такой сильной группы больше не представляю, все – артисты высочайшего класса. Американский президент с ума сошел от нас, от советских. Потом – сорок концертов в Нью-Йорке. И каждый концерт три-четыре человека прямо с концерта забирала «Скорая помощь»: у людей сердца рвались от музыки. Вот это и есть – работать без фальши, с душой. Тогда все получится.

Как я впервые в Голливуде фильм озвучивал, знаешь? Пригласили меня, говорят: «Дживан, посмотри фильм, посмотри ноты – как что будем играть. И не волнуйся!» Я посмотрел, мелодия на три октавы. А у дудука всего одна октава. Не сыграю! Нет технической возможности. Ну что мне делать? Дирижер, симфонический оркестр – все меня ждут. Закрыл глаза, начал импровизировать. 45 минут. Когда все закончилось, все хлопают, что-то говорят по-английски, я ничего не понимаю. Композитор подходит и говорит через переводчика: «Дживан, я ведь не так написал, но это лучше, чем я написал». Знаешь, почему так? Я радовался, что увидел хороший фильм. Песни к фильму мне понравились. И… ты словно начинаешь подпевать. Подхватываешь мелодию и ведешь ее дальше. Ты ведь не думаешь, как любить, - просто любишь.

- Для кого приятнее играть: для Сталина и Кеннеди или для простых людей?

В позапрошлом году я играл для английской королевы и английских лордов. Все в зале – лорды, представляешь? Богатые люди, благотворительный концерт: кто миллион заплатил за приглашение, кто – еще больше. Хорошо слушали. Но – да, все же больше люблю для простых людей играть. У меня ведь до сих пор мечты остались. Я с вами разговариваю, а вижу свою жизнь. Вот на днях репетировал с моими ребятами. Я сказал: «Армен, иди дверь открой и закрой». Армен говорит: «Для чего?». Я говорю: «Иди дверь открой и закрой». Он пошел, открыл и закрыл. Вот прошли 85 лет так. Один момент. Минута. Я не чувствую, как это быстро прошло. Вот жизнь, что такое? Красивая очень жизнь и пустая.

- Как пустая?

Пустая, конечно. Собственность только твое имя и твоя история. Вот твоя собственность. А остальное – сегодня твое, завтра другого. Кто бы мог поверить, что Советского Союза не будет? Никто. Видишь, как. Могут от тебя забрать, отдать ему, от него забрать… Это продать, то продать. А имя не можешь продать. Твою историю не можешь продать. Только это остается. Голые приходим в этот мир, голые уходим из этого мира. Куда идем, мы не знаем. Еще никто не пришел оттуда. А я бы еще для людей поиграл. Надо работать. Хочется работать. Такая мечта.