Маргарита Симоньян: «Красный угол» с Еленой Шаройкиной

25 июня 2018 - vip

Маргарита Симоновна Симоньян – российский тележурналист, писатель, общественный деятель. Главный редактор телеканала «RT», международных информационных агентств «Россия сегодня» и «Спутник».

Родилась на юге России – в Краснодарском крае. По собственному признанию, с детства мечтала стать журналисткой.

В 1999 году начала профессиональную карьеру в телерадиокомпании «Краснодар». В качестве военного корреспондента освещала контртеррористическую операцию в Чечне.

В 2000 году стала лауреатом сразу нескольких престижных журналистских премий, включая президентскую стипендию. Затем работала специальным корреспондентом ВГТРК в Ростове-на-Дону и телеканала «Вести» в Москве.

В 2005 году, ещё совсем молодой девушкой, была назначена на должность главного редактора телеканала «RUSSIA TODAY» – проекта, который радикально изменил не только ландшафт международных средств массовой информации, но и ее личную судьбу.

Сегодня Маргарита Симоньян руководит одним из самых влиятельных медиахолдингов в мире. Недоброжелатели называют ее «генералом российской спецпропаганды». В ответ она иронично улыбается, говорит о страхе Запада перед честной конкуренцией и продолжает бить новые рекорды в информационном пространстве.

Вместе с режиссёром Тиграном Кеосаяном воспитывает двоих детей, пишет сценарии к фильмам мужа и придумывает кулинарные рецепты для семейного ресторана в Сочи.

Е.Ш. Маргарита, здравствуйте.

М.С. Здравствуйте.

Е.Ш. Когда-то вы сказали, что настоящий журналист должен быть любознательным, это одно из главных качеств профессии. И вашей любознательности хватило на весь мир. Вы создали успешный, беспрецедентный по влиянию на мировое сообщество проект. Чья была идея создать Russia Today?

М.С. Точно не моя. Я об этом узнала по факту. Мне только исполнилось 25 лет. Меня вызвали и сказали: должен создаваться круглосуточный информационный телеканал на английском языке. И завтра мы должны представить президенту кандидатуру главного редактора. У нас есть только одна кандидатура – это ты. Я спросила: я могу отказаться? Мне сказали: нет. Я сказала: ну ладно.

Е.Ш. Вам было 25 лет, когда вы начинали. Как удалось все это сделать? Можно сказать, в общем-то, произошло чудо.

М.С. Честно говоря, я тоже считаю, что это чудо. Наверное, от страха. Есть знаменитые истории о том, что мать может сдвинуть тонну, если эта тонна упала на ее ребенка, просто от страха, когда мобилизуется что-то внутри. Я не к тому, что я мать, а наш телеканал мой ребенок. А к тому, что, когда перед тобой поставлен такой невероятный космический вызов, ты, наверное, от страха просто начинаешь двигаться вперед, вперед и вперед. И, конечно, очень важно было подобрать правильную команду. Это случилось не сразу, очень много было ошибок. Первые пару лет было много провалов, всего того, чего можно было бы избежать, если бы был опыт. Но дело в том, что в России такого опыта не было ни у кого. Может, у кого-то и получилось бы лучше, чем у нас. Если бы был уже человек, который создал канал на Запад-Восток с российским менталитетом, то можно было, наверное, доверить ему. Таких людей не было, поэтому доверили мне, и саму меня это вначале очень напугало. Знаете, какие мне сны снились в то время? Мне снилось, что завтра мне нужно выступать, например, на сцене Большого театра в качестве балерины. Или что мне нужно выходить и прыгать на батуте на Олимпийских Играх. И я просыпаюсь утром и понимаю, что я же этого не умею. Я же не спортсменка, и не балерина, я – журналист. Как это? А я должна защищать честь страны, и меня туда выпускают непонятно почему. И что же я буду делать? Вот такие кошмарные сны мне снились почти каждую ночью.

Е.Ш. Вы просыпаетесь утром, понимаете, что на Олимпийских Играх выступать не надо, и все остальное кажется намного проще?

М.С. Для меня это был примерно такой же вызов. Точно так же я понимала, что этого не умею. Но, видимо, от страха и ужаса, и боязни подвести и опозориться, это как-то мобилизовало и меня, и всех нас, кто работал над проектом. Получилось то, что получилось.

Е.Ш. Становление Russia Today, RT, как вы сейчас говорите, совпало с восстановлением влияния России на международной арене. Вы думали о том, какая большая историческая роль выпала вам и проекту RT?

М.С. Конечно, восстановление влияния России на международной арене – это факт, и RT является частью этого. Безусловно. Если говорить про арабский мир – мы на первом месте среди всех международных больших крупных арабоязычных медиа. Вы можете себе представить, мы по аудитории обходим «Аль-Джазиру».

Е.Ш. А чем вы это объясняете?

М.С. Ни в сказке сказать, ни пером описать. Это феноменально. Это же открытые цифры, их легко проверить. Считают международные счетчики, не мы сами. Мы это объясняем тем, что наши ребята из нашей арабской редакции делают потрясающую работу. И, безусловно, в первую очередь тем, что Россия снова стала активна в арабском мире. Сирия, противостояние с США, восстановление многополярного мира – это же во многом заслуга России. И арабский мир, в массе своей, это очень ценит. Но думать о том, что мы выполнили какую-то миссию, я об этом никогда не думаю. Если я начну об этом думать – мне надо на пенсию.

ПРИНЦИПЫ

Е.Ш. В 2014 году, когда на RT начались гонения, и журналисты уходили, вы сказали, чтобы работать у вас на канале, надо быть мужественным человеком.

М.С. Так и есть.

Е.Ш. У нас есть любознательность и мужество, а какими еще качествами должен обладать человек, работающий на RT?

М.С. В первую очередь, он должен быть приличным человеком. Приличным и честным. Я очень не люблю, когда люди работают только за деньги. Понятно, что мы все не комсомольцы, хорошо это или плохо. Я даже не успела стать комсомольцем просто в силу биографии: Советский Союз развалился раньше, чем я могла бы успеть. Мы не работаем на голом энтузиазме. Всем платят зарплату. Нельзя сказать, что у нас на канале какие-то фантастические зарплаты, они точно не выше среднерыночных. И, тем не менее, люди получают зарплату. Но я не хотела бы и всегда не рекомендую людям работать в медийной сфере только за зарплату. Работать надо там, где ты веришь в то, что ты делаешь. Нельзя в медийке заставлять себя работать. Если ты не веришь в эти ценности, если ты не разделяешь нашу редакционную политику, для тебя открыто множество дверей. Можно пойти туда, сюда, в пятое заведение, в десятое. Не нужно работать здесь. И для меня важно, чтобы у людей были принципы. И я стараюсь поощрять работу именно таких людей у нас. Конечно, я не могу сказать, что все ребята, которые работают на RT (а это 3000 человек), все они исключительно идейные, разделяющие наши принципы, не любящие мэйнстрим. Это было бы глупо и наивно. Но все-таки для меня было бы важно, чтобы как можно больше людей были именно такими.

Е.Ш. RT отражает российский взгляд на мир. В чем он заключается?

М.С. В первую очередь, это уважение к международным институтам. Уважение к ООН, уважение к коллективному принятию решений. Неприятие нарушения суверенитета стран. Неприятие, в нарушение суверенитета, вмешательства во внутренние дела разных стран. Посмотрите, с той же Сирией. Мы в Сирии – по приглашению легитимного правительства. Наши оппоненты никогда не заморачиваются приглашениями легитимных правительств. Они считают, что то или иное вмешательство почему-то соответствует их геополитическим интересам в данный момент. Хотя чаще всего они и в этом ошибаются. Чаще всего они вмешиваются там, куда им вмешиваться не надо, исходя из своих же собственных геополитических интересов. Вы посмотрите на ту же Ливию. Что обрела Америка от того, что, говоря по-русски, она раздолбала эту несчастную страну? Что она обрела, кроме позорного убийства своего посла и создания очередного очага нестабильности? Наверняка на много десятилетий затянется этот пожар радикализации и нищеты, поставок, начиная от простых беженцев, заканчивая радикально настроенными террористами в разные страны мира, включая в перспективе и саму Америку. Что она обрела? Ничего она не обрела. И, тем не менее, руководствуясь своими зачастую ошибочными геополитическими интересами, Америка позволяет себе вмешиваться в дела разных стран, нарушая их суверенитет, совершенно не оглядываясь на то, что думают законно избранные правительства этих стран. В отличие от России.

ПРАВДА

Е.Ш. Маргарита, почему вы решили стать журналистом? Как это получилось?

М.С. Я не помню, почему я так решила. Потому что я так решила в пять лет. И всю свою жизнь знала, что я буду журналистом. Я еще не знала, что означает это слово. Просто я очень рано научилась читать. И один пожилой родственник, увидев, как я, ни слова не понимая, вслух читаю газету «Правда», сказал: «Вот, девочка какая хорошая, вырастет – журналистом будет». Я запомнила это слово и решила, что вырасту – буду журналистом.

Е.Ш. Судьба?

М.С. Может быть.

Е.Ш. Вы – пишущий человек. Вы и журналист, и писатель.

М.С. Да, я всегда хотела больше писать. Я хотела быть именно пишущим журналистом. Я точно никогда не мечтала о карьере медиаменеджера. Я не могу сказать, что по психотипу мне эта работа подходит. Мне не очень приятно командовать людьми. Это для меня обязанность, не доставляющая удовольствия. Есть люди, которым нравится, что у них столько подчиненных, они могут здесь отдавать приказы. Мне неловко. Мне всегда приятней людей просить, нежели командовать ими. Но, когда ты руководитель такого большого подразделения – это не всегда получается, не всегда возможно и не всегда правильно. Это мне неловко. Потом, я слишком жалостливая, что ли, для этой работы. Мне жалко всех. Мне жалко ругать, мне жалко наказывать, мне жалко увольнять.

Е.Ш. Это почти как армия, здесь должна быть абсолютная дисциплина.

М.С. А я для армии как раз непригодна, по психотипу. Но, к счастью, современные СМИ и современные медиа развиваются так, что это уже не требует тех представлений о дисциплине, которые были даже 15 лет назад. У нас довольно много свободы. И у нас подвижный офис. Знаете, там часть сотрудников работает на удаленке, никто не следит, во сколько кто пришел, во сколько кто ушел. Главное, чтобы была сделана работа, и было сделано дело. Что касается писанины, я всегда хотела писать. Я даже на телевидении не мечтала работать, это случайно получилось.

ДЕТЕКТИВ

Е.Ш. Писатель и журналист – чем они отличаются?

М.С. Для меня самое главное отличие в том, что у журналиста критический, по сравнению с писателем, уровень коммуникации с людьми. Это мне тяжело. Я, несмотря на свою работу и свою профессию, предпочитаю сидеть в каморке одна и писать что-то, от рассказа «Крысы» до штатного расписания, или концепции развития, или придумок каких-то новых проектов, нежели бесконечно коммуницировать с людьми, знакомиться с новыми. Я же никуда не хожу, вы меня не видите на фотографиях с каких-то светских тусовок или в журналах…

Е.Ш. Исключительно на «России 1».

М.С. Я хожу в эфир, потому что это часть моей работы. Но я не хожу на тусовки и на премьеры…

Е.Ш. Вы не светский человек.

М.С. Нет, я совсем не светский человек. Меня это напрягает. Это, опять-таки, не очень мне подходит по психотипу. Это главное отличие журналиста от писателя, для меня.

Е.Ш. Вы написали сценарий к детективному сериалу.

М.С. Да.

Е.Ш. И мне кажется, тут все совпадает. Вы пишете сценарии, вы пишете книги, вы обладаете огромным количеством знаний про то, как устроено все в мире.

М.С. Если бы. Меня мучает, что я не обладаю огромным количеством знаний о том, как устроено все в мире.

Е.Ш. Я знаю, что я ничего не знаю, да? Но все-таки, любознательность объединяет и писателя, и сыщика, и шпиона, и ученого. Может быть, вы напишете когда-либо роман, основанный на том, что сегодня происходит в геополитическом контексте?

М.С. Напишу обязательно, если успею.

Е.Ш. Есть такие задумки?

М.С. Если Бог даст времени и возможности, обязательно напишу. Много, много в ту сторону разных задумок, и сценариев, и рассказов, и романов. Дай Бог, успею написать.

ПОДСОЛНУХИ

Е.Ш. Когда-то вы могли выбрать Соединенные Штаты…

М.С. Трампа.

Е.Ш. Трампа вы выбрали, насколько я могу доверять, вообще, источникам.

М.С. Если верить ЦРУ, то да.

Е.Ш. Если верить ЦРУ и западным СМИ, Трампа вы уже выбрали. Когда-то вы могли выбрать, вообще, США. Это больше даже, чем Трамп. А потом уже и выбрать Трампа.

М.С. Я и выбрала. Я же уехала в 15 лет. Я уехала, чтобы остаться.

Е.Ш. Но вы вернулись. Вы сказали, что для вас невозможно жить на Западе, и вы уедете, только если вас выгонят.

М.С. Имеется в виду, что я могу уехать из России, не дай Бог, если меня выгонят, да.

Е.Ш. Почему невозможно быть вдали от Родины? Что это за ощущение?

М.С. Я не уверена, что это можно описать словами. Вы знаете, был такой русский поэт-эмигрант Георгий Иванов. У него были такие стихи: «Мне больше не страшно. Мне томно. / Я медленно в пропасть лечу / И вашей России не помню / И помнить её не хочу. / И не отзываются дрожью / Банальной и сладкой тоски / Поля с колосящейся рожью, / Берёзки, дымки, огоньки…». И вот в этом, казалось бы, на поверхностный взгляд, стихотворении, в котором заключено отрицание России, на самом деле столько тоски. Или у Цветаевой «Тоска по Родине»: «Давно разоблаченная морока…». Я его помню тоже наизусть, но не буду цитировать, оно очень длинное. И в конце: «Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, / И всё – равно, и всё – едино. / Но если по дороге – куст / Встает, особенно – рябина…» Для меня это не рябина, поскольку я выросла на Кубани. Но я вам скажу, что… вы будете смеяться, для меня сейчас даже Москва – эмиграция. Я даже это переношу тяжело. Я завтра еду в Краснодар, к сожалению, по очень тяжелому поводу – 40 дней, как умерла моя бабушка. Но с каким счастьем и наслаждением я предвкушаю эту поездку. Я представляю, как выйду в Ростове, попрошу отца меня встретить на машине, и проедусь просто по нашим полям и лугам. И это, может быть, смешно, но вот я выхожу и вижу эти поля подсолнухов… К которым я с детства привыкла, и вроде бы их не замечала. Мне казалось, что в этом есть что-то особенное. И лиманы, и белолиственницы, и пшеница, само собой. Сейчас как раз уже самая-самая пора, скоро будут урожай собирать. Сказать, что у меня разрывается сердце – это ничего не сказать. Понимаете, люди же разные. Разные люди испытывают привязанность к разным вещам. Кто-то испытывает привязанность к своей работе. Для кого-то абсолютный смысл жизни, естественно, семья и дети или муж, любимый человек, жена. Кто-то – к спорту. Я испытываю непреодолимую привязанность к своим родным местам. Я без этого не могу жить. Объяснить это нельзя. Это нерационально, необъяснимо, непонятно. И если этого не чувствуешь, то этого не поймешь. Огромное количество людей этого не чувствуют. Это ни хорошо, ни плохо. Они уезжают, они находят себя за границей, они счастливы. Я недавно прочитала, как Бекмамбетов сказал, что слоган и девиз его семьи «Я иду туда, где трава зеленее». По-моему, вот так. И это ни хорошо, ни плохо, у всех по-разному. Я иду не туда, где трава зеленее, я хочу быть там, где моя трава, вне зависимости от того, зеленая она или не зеленая, понимаете? Сейчас это прозвучало двусмысленно. Но мне было в Америке необъяснимо тяжело. Тот год для меня был очень тяжелым годом. Объяснить, почему, я не могу. Я жила в семье, я ходила в школу, у меня были друзья, там с кем-то я до сих пор общаюсь. Но вот эта «тоска по родине, давно разоблаченная морока» меня не отпускала даже в 15 лет. Не говоря уже о том, что со мной было бы в 25 или в 35.

Е.Ш. Ну, а люди?

М.С. Когда мы говорим «Родина» – это, в первую очередь, люди. Это же не только березки, дымки, огоньки и поля подсолнухов. Во-первых, для меня как для человека пишущего и языкового жить в неродном языке близко к пытке. Несмотря на то, что я говорю на английском почти как на родном. Поскольку я училась в лингвистической гимназии, я бы изначально не смогла поехать в Америку, если бы не прошла разные сложные тесты. То есть, английский должен был быть практически безупречным, чтобы их пройти. Несмотря на то, что никаких трудностей с английским я не испытываю, пока жила в Америке, я и на английском писала рассказы и стихи – и все-таки это не материнский язык. Тяжело долго находиться в обстановке, в которой ты хронически не слышишь материнского языка. Еще тяжелее находиться все время в обстановке чужого менталитета. Ведь это не секрет, у разных народов разный менталитет. Ты вырос в одном – приезжаешь в другой. И пока ты в него не окунешься, ты, может быть, даже и не ощущаешь, не понимаешь, насколько ты плоть от плоти своего материнского менталитета, в котором ты вырос. Но, когда ты в него окунешься, ты чувствуешь себя как рыба из соленой воды, которая не выживает в пресной. Хотя и там, и там вода, правда? И там можно обеспечить еды сколько угодно. Но она погибнет в пресной, потому что это другая вода. Она не лучше и не хуже, она другая. Примерно это со мной и произошло.

О ЛИБЕРАЛИЗМЕ

Е.Ш. Тогда о людях в России. Очевидно, что у нас произошел раскол на тех, у кого Крым наш, и тех, кто не понимает, за что мы воюем в Сирии. Я слежу за реакцией либеральных СМИ на те или иные публикации RT, на ваши публикации в социальных сетях. Подчас они поражают. Иногда кажется, что либеральные СМИ начинают ненавидеть Россию больше, чем Запад ненавидит нас. Как вы думаете, почему такое разделение?

М.С. Я не знаю ни одного российского либерального СМИ. Я в мире-то их, наверное, не знаю. Разве что, The Nation Катрины ван ден Хойвел. Может, его можно назвать либеральным СМИ. У нас есть оппозиционные СМИ. Это огромная разница.

Е.Ш. Вы «Эхо Москвы» и «Дождь» не считаете либеральными СМИ?

М.С. Ну, какие же они либеральные? Что такое либерал? Либерал – это человек, который исповедует определенные либеральные ценности.

Е.Ш. Например?

М.С. Что такое либеральные ценности? Ценности, которые я исповедую. Например, это – святая вера в то, что нужно позволять существовать множеству точек зрения. Либерал – это человек, которые толерантен к инакомыслию. Толерантен к чужому мнению, даже если это мнение принципиально отличается от его. Либерал – это человек, который не приемлет насилия и агрессии в отношении инакомыслящих. К чему призывает огромное количество наших так называемых либеральных журналистов? Вы их почитайте. Это же ужас. Я у них не иначе как тварь и скотина, как меня еще недавно на «Эхе Москвы» называли – «скоты, вроде Маргариты Симоньян…»

Е.Ш. После убийства Бабченко было вообще забавно.

М.С. Сейчас уже призывают валить Симоньян в подъезде.

Е.Ш. Да, это я видела.

М.С. Это что, либералы, что ли? Ну, это же смешно, это фашисты. Какие они либералы. Это настоящий фашизм, который зачем-то называют либерализмом. И я призываю вас этого не делать. Это никакого отношения не имеет к либералам, абсолютно. Презумпция невиновности. Это тоже один из принципов либерализма, понимаете? Отсутствие презумпции невиновности – это принцип тоталитаризма. И человек, который отрицает презумпцию невиновности – он тоталитарный по духу человек, а не либеральный. Вы посмотрите, как они оголтело обвиняют всех и вся, на основании недоказанных фактов, без приговоров суда. Ну, какая уж тут презумпция невиновности.

Е.Ш. Тогда я хочу, в продолжение, спросить. Но либерализм – это и однополые браки, это и трансгуманизм, это и ГМО. Как с этим быть?

М.С. Это сейчас уже почему-то мы стали считать, что либерализм – все это. Понимаете, это все равно, что говорить консерватизм – это и ГУЛАГ, и публичные расстрелы на площадях, и прочее. Это побочные эффекты. Это уже ультра- какие-то проявления. Мы же говорим об основополагающих либеральных ценностях. Для меня либеральная ценность – это важность человека, важность каждого отдельного человеческого существа. Охрана его прав и свобод. Я часто об этом писала и говорила, всегда выступала и выступаю против тюрьмы за ненасильственные преступления. Вот это либерализм, понимаете? А то, что сейчас называют либерализмом – это глупость просто.

Е.Ш. Один из вопросов, который я хотела вам задать, был как раз вопрос о том, что в России появился весь спектр СМИ. Появились либеральные СМИ, государственные и консервативные.

М.С. У нас нет либеральных СМИ.

Е.Ш. А консервативные?

М.С. Консервативных СМИ много. А либеральных нет. Есть оппозиционные. Нет либеральных.

Е.Ш. С этим мы разобрались.

М.С. Когда у нас появится СМИ, которое будет терпеливо к другим точкам зрения, в первую очередь. Которое не будет пускаться в массовые истерики, отрицающие презумпцию невиновности. Которое будет разбираться с каждым конкретным случаем и отстаивать те основные принципы либерализма, о которых я сказала, тогда я скажу: да, у нас есть либеральные СМИ. Больше того, я уволюсь отовсюду и пойду туда работать, из принципа. У нас нет таких СМИ.

Е.Ш. А консервативные СМИ, кто это?

М.С. Я сейчас не хочу никому навешивать ярлыки. Но достаточно у нас консервативных СМИ. Ваше, например. Вы разве не консервативное СМИ?

Е.Ш. Мы консервативное СМИ, да.

М.С. А либеральных я не знаю.

Е.Ш. Вы говорите: нет либеральных СМИ. Значит, нет либералов?

М.С. Конечно. А кто либералы? Вот наши оппозиционные деятели, они либералы? Навальный, который призывает всех сажать, чуть ли не топить и вешать, бесконечно врет про меня. Я же знаю, что он врет. Он рассказывал, что я рожала в США. Я не рожала в США, в страшном сне мне даже в голову не пришло бы рожать в США. Начнем с того, что я боюсь летать.

Е.Ш. Такое… что для вас это точно небезопасно.

М.С. Да нет, ну, слушайте, это просто смешно было. Дичь. Но он же распространил эту информацию. И меня до сих пор этим упрекают в интернете. И задумываюсь, а сколько еще вранья в другой информации, которую он распространяет про других людей, если он может так легко врать. Какой уж тут либерализм. Я не знаю, кто у нас либерал. Титов, может быть. Судя по тому, что он пишет, я его иногда читаю. Вот то, что он делает, так, как он пытается защищать права предпринимателей, спасать каких-то незаконно осужденных людей, это для меня гораздо ближе к либерализму, чем все, что делают наши площадные митинговые деятели.

Е.Ш. Тогда мы можем сказать, что и в мире концепция либерализма полностью проиграна. Нет демократии, нет либеральной концепции. Фашизм, либеральный фашизм?

М.С. Ну, может, в каких-то странах есть, я не претендую на знание, как обстоят дела во всех странах. Но в Америке точно нет, и в Британии нет.

Е.Ш. Мы говорим о тех странах, которые учат жить весь мир.

М.С. Да.

ИСТОРИЯ

Е.Ш. Что для вас крах Советского Союза? Для кого-то это трагедия. Для кого-то большая радость.

М.С. Я прекрасно понимаю, как это может быть трагедией для людей, выросших в Советском Союзе. Когда развалился Советский Союз, мне было 11 лет. Его крах я не заметила. Я это воспринимаю как некую историческую данность. Мне, как любой распад моей Родины на куски, это болезненно. Я не могу сказать, что для меня более болезненно – крах Советского Союза или Октябрьская Революция, в результате которой от моей Родины отвалились такие куски, что у меня до сих пор слезы наворачиваются, когда я читаю «Окаянные дни» Бунина. Конечно, ничего хорошего ни в том, ни в другом нет. Другое дело, что советская идеология, в первую очередь экономическая, себя изжила. И, наверное, ее надо было менять, как это сделали китайцы. Но наши лидеры, которые были тогда у руля, не додумались. Я не знаю, чего им не хватило, любви к Родине или мозга. Получилось так, как получилось.

Е.Ш. А как вы относитесь к царской России?

М.С. Я не Наталья Поклонская, не хочу ее ничем обидеть. Но мне не очень понятно, как можно относиться к чему-то, чего ты не знаешь. Я все-таки журналист. Я формирую свое мнение после того, как я что-то увидела своими глазами. Царскую Россию не видела, я не так стара. А то, что я читаю об этом – у меня оставляет двойственные впечатления. С одной стороны, великая культура, роскошь, великолепие и экономические успехи, внешнеполитические успехи. С другой стороны, ужасающая нищета и безнадега подавляющего большинства населения. Я читала статистику где-то, что до революции в среднем у русской женщины умирало чуть ли не семеро детей. Умирало. Представляете?

Е.Ш. Но в среднем в семье было как раз семеро детей.

М.С. Выживших, видимо. Рожали-то много. Я не претендую на то, что так и есть, может быть, я ошибусь в цифрах. Но понятно, что был просто швах и с уровнем грамотности, и с доступом к медицине, и самой этой медициной. Понятно, что подавляющее большинство населения жило в невыносимых условиях. Ну, что же в этом хорошего? Хорошего в этом ничего нет. А в том, что мы, устроив то, что устроили, в первую очередь чистки, лишились во многом цвета нации – тоже в этом ничего хорошего нет.

ПУТИН

Е.Ш. Вы были журналистом президентского пула, вы неоднократно встречались и разговаривали с Владимиром Владимировичем. Что вы скажете о президенте? Какой он для вас?

М.С. Что о нем можно сказать, кроме того, что и так все знают? Он человек открытый, публичный, на «Прямой линии» общается с людьми. Мне кажется, я больше по духу из той породы людей, к которым и он относится. Я уверена, что для него Россия – это не пустой звук. Когда он говорит, что Россия или будет суверенной, или ее не будет, или когда он говорит: тогда мы потеряем Россию, а если мы потеряем Россию, то зачем, вообще, тогда жить – я прекрасно понимаю, о чем он говорит. Просто очень хорошо понимаю и чувствую. И я рада, что наш президент именно такой. Человек, который находится во главе страны, обязан быть именно таким. Это главное, чем он должен обладать. Когда человеку все равно, когда он не чувствует это на уровне своей крови, души, на том уровне, который нельзя описать словами – тогда беда. Тогда отдают Крым, разваливают Союз, подписывают Беловежские соглашения, что хотят, то и делают. Потому что им все равно. Нет этой боли. Когда эта боль есть – ты обращаешься с этим чувством нежнее и ответственнее.

Е.Ш. Удивительно, что не было ваших интервью с президентом. В 2018 году вы были его доверенным лицом, вышло несколько больших интервью с ним различных журналистов, а вашего не было.

М.С. Я брала интервью у президента в 2001 году.

Е.Ш. Да, но это было очень давно. Интересно, что бы вы спросили у него сейчас?

М.С. Да я ничего не спросила бы у него сейчас на камеру. Поскольку у нас, у всех руководителей крупных СМИ, есть возможность встречаться с президентом периодически без камер, off the record, что называется. И вот тогда-то ты и можешь спросить то, что тебе по-настоящему важно. Одно дело спрашивать на камеру, а когда ты спрашиваешь без камер, ты можешь рассчитывать на больший уровень открытости. Поэтому все вопросы, которые меня волнуют, я задаю в этом формате.

Е.Ш. Вы не планируете сделать интервью с президентом?

М.С. Нет, у меня есть ребята, которые работают в кадре и должны брать интервью у президента, и периодически берут наши коллеги. Я-то не работаю в кадре. Это было бы даже странно.

Е.Ш. К сожалению, уже не работаете в кадре, я бы так сказала.

М.С. К счастью. Я не люблю кадр.

ОПТИМИЗМ

Е.Ш. В одном из роликов RT говорилось о том, что традиционные СМИ скоро умрут. Очень забавный ролик, как и все ролики, которые вы делаете. Как вы видите будущее медиа?

М.С. Если бы я знала, что придет на замену, я бы сейчас уже заработала свой первый миллиард долларов и правила бы миром. Не знаю. Но совершенно очевидно, что неудобное уступает место более удобному. Главный признак традиционных СМИ, в первую очередь телевидения, который отличает их от того, что мы называем интернет-СМИ, – верстка. Ты включаешь телевизор – а для тебя заверстали эту программу. Тебе сказали, что в этом выпуске новостей сначала ты услышишь про такой-то теракт, потом ты услышишь про такой-то визит, а потом про новые карамельки на карамельной фабрике. А тебе, может быть, не интересно вот это и то, а интересно пятое в этой верстке. А если ты в интернете – ты сразу переходишь к пятому. Здесь ты вынужден ждать. Неудобно. Поэтому неизбежно неудобное уступит место более удобному. Так всегда бывает.

Е.Ш. И последний вопрос. Опять хочется немножечко заглянуть в будущее. Маргарита, как вы думаете, в ближайшем будущем, в среднесрочной перспективе, в мире добавится немножечко здравого смысла? Или, наоборот, мир движется к Третьей Мировой войне? Как вам видится будущее?

М.С. История человечества показывает нам, что в мире не было и 20-ти лет, когда им правил здравый смысл. С чего бы вдруг ему начать править?

Е.Ш. Это не значит, что вы пессимист?

М.С. Нет. Я оптимист. В рамках этого нездравого смысла все равно можно сделать много хорошего.

Е.Ш. Маргарита, хочу поблагодарить вас за участие в программе «Красный угол». За то, что вы стали нашим почетным гостем.

М.С. Спасибо вам большое.

Е.Ш. Спасибо.

Маргарита Симоньян: «Красный угол» с Еленой Шаройкиной

Похожие статьи: