Сергей Кургинян: У Байдена все построено на войне с Россией

17 января 2021 - vip

— Но вроде бы утихли антикитайские настроения.

— Ясно, что Байден этого не хочет. А кто такой Байден? Байден — это ничто. Всем управляет Обама из офиса, который охраняется лучше, чем ЦРУ или Пентагон. А Байден шевелит пальцами еле-еле. А кто такая Камала Харрис? Просто агентесса Обамы и Сороса и очень даже неглупая баба. Что будет происходить дальше? И какова будет роль самого Байдена? Мы не знаем. Ему предписано жить, умереть, лечь в постель или имитировать, что он правит? За эти 4 года в США ничего не будет. Демократы никогда не занимались самой Америкой. Они занимались внешней политикой. Значит, с Китаем они как-то повернут.

Иран… Керри — это человек, который служит Ирану, мягко скажем. Это факт, который подтверждают иранские коллеги. Если Трамп находился под влиянием британского и израильского лобби, в основном израильского, и орали, что нужно бомбить Иран, то с Керри все будет совсем иначе. Трамп ненавидел Европу. Крайние консерваторы считают, что Антихрист придет из Европы и это будет президент Евросоюза, когда его назначат. Есть такой миф. Трамп ненавидел Европу как конкурента. Байден будет стелиться перед Европой, дружить с ней.

И еще отдельная тема. Ислам. Мы не имеем в виду великую исламскую религию, тех, кто ее исповедует. Мы жили и будем жить в мире с ними на территории России и во всем мире, мы хотим протянуть им руку. Мы — про радикальный исламизм.

— Но почему-то именно при Обаме расцвел ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация — прим. ред.)

— Да. А что такое ИГИЛ? Это иракские военные, которые никакого отношения к исламу не имели и которых американцы исламизировали и сделали из них структуру. А кто такой Бен Ладен? Выясняется, что невозможно создать сильную исламскую структуру для разрушения цивилизованного мира (того же Китая) в интересах США без того, чтобы не найти какое-то государство, которое возьмет на себя этот подряд. Бен Ладен провалился. Кстати, мои коллеги говорят, что у Бен Ладена начались неприятности с Америкой, когда он отказался тренировать уйгурских сепаратистов в своих лагерях.

Кому же передать подряд? Саудовской Аравии? Уважаемое государство, замечательные нефтяные, экономические возможности. Но с точки зрения военной мощи не канает. Иран? Невозможно. Афганистан, Пакистан? Не то. Китай ночует в этом Пакистане. Думали-думали-думали, что же делать. И поняли, что одна Турция. Нет другого заявителя с какими-возможностями, с флотом, авиацией, артиллерией. Турки при Кемале заявили четко, что они ограничатся Анатолией и никуда больше не пойдут, что у них национальное светское государство, а те, кто начнет проповедовать даже относительно мягкий ислам, им всё… Вдруг в одночасье военные сдулись. И появился гражданин, который говорит о Неоосманской империи. И вы уже видите на парадах, как стоят высокие военные и показывают знак «Серых волков». Это что за поворот?

— Для чего готовят их?

— Конечно, для удара по Китаю. Но заодно и по России. Россия ближе. Теперь приходит Байден, все разворачивается. Китаю надо чуть-чуть поумериться. Ислам надо поддержать. С Европой надо дружить. А по кому бить? Против кого-то же надо дружить. Если против Китая нельзя, против радикального ислама нельзя, против Европы нельзя. Так против кого? Против Австралии? Новой Зеландии? Антарктиды? Ну ясно же, против России. И уже идут совещания представителей генштабов Турции и Украины. Уже говорится про Крым. А дальше я обращаю внимание духовных лиц весьма почитаемого мною ислама. «Серые волки» — это не исламская организация. А если они кому-то дурят голову, то пусть эти люди все-таки разберутся. Это языческая организация. И суфийские группы на нашей территории, и мягкий ислам в целом, и просто «классика» исламская должна понять, что займутся ею. Не она получит преференции, а займутся ею. Как повар картошкой. Сколько бы ни было проблем в отношениях между татарским населением и русским, они всегда жили в каком-то симбиозе. Этот естественный симбиоз есть условие существования всех.

Говорится о том, что дух Энвер-паши (военный министр Османской империи во время Первой мировой войны. Один из военных деятелей Турции, преобразовавших империю в современную Турцию, один из участников и идеологов геноцида армян в 1915 году — прим. ред.) возрадовался, потому что мы движемся к завершению его дела. А кто-нибудь помнит, какое у него было дело, кроме резни армян? Что еще? Экспансия на Северный Кавказ. А уж Крым — это святая святых пантюркизма. Когда мне говорят, а давайте подружим Турцию с Россией, я отвечаю: «Гениально!» Ради этого стоит многим пожертвовать. Армению задвинуть на любые позиции. На Ближнем Востоке обеспечить эту дружбу. Но где дружба?

А теперь посчитайте военные возможности. Польша. Миллионов 40 человек. Украина. Миллионов 30. Турция 80. Уже 150. Достаточно? Еще Румыния, прибалты на подхвате, Азербайджан, если он говорит, что един с Турцией. Это уже серьезно. Эта глубокая трансформация предполагает разгром России, разгром Китая, запугивание населения этими заболеваниями и установление такого порядка или беспорядка, при котором будут дикари и покорные рабы. Расчеловеченные, роботы и звери. А человеческое содержание должно уйти, потому что хозяева, которые все это делают, не хотят ничего подобного. И это очень напоминает…

— 30-е годы?

— 30-е годы, конечно. Неонацистская лодка всплывает. Но все серьезнее. Я сейчас прочту свободно по памяти. «Это ты? Не отвечай, молчи. Да и что бы ты мог сказать? Я слишком хорошо знаю все, что бы ты мог сказать. Да ты и права не имеешь ничего сказать, кроме того, что ты сказал прежде. Так зачем ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать, и ты сам это знаешь. А знаешь ли, что будет завтра? Я не знаю, кто ты, и знать не хочу: ты ли это или только подобие Его. А завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня стоит перед тобой на коленях, он будет подгребать к твоему костру угли. И ты это тоже знаешь.

Великий дух искушал тебя в пустыне, и сказано было, что он искушал тебя. Так ли это? А вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его таков: «Ты хочешь идти в мир и идешь туда с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого они боятся и страшатся, ибо никогда и ничего не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы!

А видишь эти камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество, как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь руку свою и прекратятся хлеба твои. Но ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же это свобода, если послушание куплено хлебами? А знаешь ли, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а значит, нет и греха, а есть лишь только голодные. Накорми, а тогда и спрашивай с них добродетели! И никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными. И кончится это тем, что они придут к нам, мы будем загнаны в пещеры и скажут: «Лучше поработите нас, но накормите». И поймут, наконец, что свобода и хлеб земной вдоволь для всех немыслимы».

Это Великий Инквизитор Достоевского. «Братья Карамазовы».

Проект «Великий Инквизитор» не закрыт. Им занимались в Парагвае, где это было иезуитским псевдокоммунизмом. Этот проект всегда интересовал спецслужбы. И есть ли гарантия, что сегодня не соединились интересы фармы, масс-медиа и ими не управляет какой-нибудь такой проект крупный, который действительно хочет, чтобы человечество развалилось на части коротко- и долгоживущих?

Один крупный олигарх, имеющий внешнеполитическое влияние, мне кричал по телефону: «Скоро-скоро будем платить не деньгами, а сроком жизни. Представляешь, как заработают, когда им скажешь, плохо работаешь — 50 лет, хорошо — 150 лет. Ух, как работать будут! Человечество двинется семимильными шагами вперед». «Да, да, — кричал другой, — уже и превышение скорости света есть, мы вообще создадим новый мир!». Откуда я знаю, в какой степени неадекватны хозяева Гейтса? Не он сам, а его хозяева?

Кстати, дистанционное обучение — это разрушение человека. Я спрашиваю каждый раз в таких случаях: «Мы сможем научить их лучше или хуже арифметике или алгебре. А мы будем учить их благородству, человечности, солидарности, дружбе? А целоваться они тоже будут в компьютере?» Это уже не человек. Социализация провалена. Кому это нужно? Кто-то ее сознательно проваливает? И действительно тогда получается, что за этим всем маячит то, что называется враг человека. Для религиозных людей это Антихрист. Кстати, тоже сложный вопрос, что он такое. Он же не Сатана. Это отдельный вопрос. Но для светского человека это другое.

Что говорит постмодернизм? Уничтожение логоцентризма. Слова не должно быть. А что должно быть? Вой и цифра! Конец проекта «Человек», конец проекта «Гуманизм», конец проекта «История». Мессия не пришел, никто не пришел, история кончилась.

— Вы имеете в виду трансгуманизм?

— Трансгуманизм — это отдельная тема. Трансгуманисты пытаются спарить человека с компьютером и создать различные модификации человека, которые сожрут все. Мы вообще находимся у очень серьезного эволюционного барьера. Никита Моисеев [советский и российский учёный в области общей механики и прикладной математики, академик Академии наук СССР и ВАСХНИЛ. Основатель и первый декан ФУПМ МФТИ. Основатель и руководитель ряда научных школ. — прим. ред.], я с ним разговаривал, считал, что человечество сейчас будет проходить такую узкую горловину, которая была между палеолитом и неолитом, и что этот эволюционный барьер хуже любой революции и любой катастрофы. Он огромен. И весь вопрос заключается в том, что будет происходить с человеком. «Все прогрессы реакционны, если рушится человек». Что такое этот переход, и как его хотят пройти? Его хотят пройти так, чтобы по ту сторону человека уже не было?

— Постчеловек.

— Да. Постчеловек уже не будет различать добра и зла, у него не должно быть ценностного ядра, он должен действовать в цифре против слова, у него нет образного мышления. Все это исчезает, место занимает робот. И поэтому Гитлер — это детские игры по отношению к тому, что маячит на горизонте. И это будущее уже чуть-чуть приоткрывается с этим ковидом.

Есть такая история о крупном французском художнике Делакруа. Он Востоком интересовался. Как-то приехал в Турцию, где его принял паша. Паша говорил по-французски не хуже, чем Делакруа. Он знал все новости — балет, литература. Стол был сервирован так, как ни в каком ресторане Парижа. Паша сказал, что он восхищен творчеством Делакруа, только одно но. Он хочет чуть-чуть внести коррективы. Когда Делакруа рисует головы отрубленные, на пике, он рисует кусок шеи и потом пику, которая воткнута в шею. А на самом деле мышцы шеи при отсечении головы вбираются внутрь головы, поэтому обрубка этого быть не может. Делакруа сказал, что это вопрос спорный, и он не хочет об этом так подробно. Дело же было за обедом. На что паша отвечает: «Что значит спорный? Али, иди сюда». Отсекает ему голову и говорит: «Вот видите?». Делакруа утром уехал. Смысл моей притчи понятен?

— Вы говорите, что на Западе специалистам затыкают рты. А у нас почему ничего не обсуждают?

— Здесь начинается самый больной вопрос. Если бы не ряд вещей, я бы давно поддержал существующий политический мейнстрим, потому что мне многое симпатично. Крым, поправки в Конституцию, заявление о пакте Молотова-Риббентропа. Просто я не верю, что мы можем вписаться в мировой тренд. Я не верю ни во что, кроме выживания России в экстремальных условиях на основе мобилизации. Но если это так, то вся проблема пищевой промышленности, фармакологии и всего остального встает ребром.

Я не знаю, кто и каким образом готовит людей в вашем замечательном Иннополисе. И я не такой замшелый консерватор, чтобы говорить: не надо, оставьте все, что было. Но я смотрю официальные сайты и документы и вижу, что руководит всем этим глава региональных российских программ господина Гейтса (по-видимому, имеется в виду директор «Университета Иннополис» Кирилл Семинихин, до 2015 года — директор департамента региональных продаж Microsoft в России — прим. ред.). Я не рву на себе остатки волос и не говорю, что он агент Гейтса. Мир диалектичен, но я точно знаю, что в конечном итоге те, кто работают с такими, как Гейтс, туда и будут двигаться. Они не выберут «Детский мир» вместо Гейтса. Они будут имитировать что-нибудь такое, а потом пойдут.

— То есть Россия идет в этом же тренде, поэтому и у нас тема замалчивается?

— Россия идет в догоняющем развитии. Есть лидер — лидера догнать никогда нельзя. Нужно либо идти другим путем, либо отставать. Догоняющий всегда отстает. Россия идет в догоняющем развитии и даже не по пути импортозамещающих технологий. Она идет по тому пути, который ей был предписан, когда было сказано, что она будет входить в Западный мир, что она будет ориентироваться на него и что настоящее ЦК, центр, который будет давать задание Юстасу, будет находиться там.

Дело в том, что мы первородство отдали и работаем по их калькам. Мы отдали первородство не сейчас, а одновременно с переходом на линейную оптимизацию и все прочее. Когда мне мои друзья госплановские говорили, ну всё, теперь линейно работаем, и теперь каждое новое открытие будем внедрять с помощью специального постановления Политбюро ЦК КПСС. Мы уже тогда начали разрушать все, что нас сильно отличало от них, под лозунгом «Не надо изобретать велосипед». А наступила эпоха, когда можно только изобретать велосипед, потому что все остальное — это тот самый враг человечества. И это видно по тому, как он затыкает рты, что он делает, и так далее. Когда ты создаешь свой тренд, ты слушаешь своих ученых, а если ты идешь в их тренде, кто тебе эти ученые? Мало ли, что тебе говорит какой-то полковник, доктор наук, тебе важно, что говорит Фергюсон. Его весь мир слушает, и мы слушаем.

— А Лукашенко почему не послушал?

— Почему не послушал Лукашенко? Это отдельный разговор. Я наблюдал за теми, кто его делал. Там есть группы на Западе, кто его делал. Во-первых, потому что он маленький, но очень амбициозный (надо не быть как все). Во-вторых, он смотрит на Швецию. В-третьих, ему так удобнее. Если бы мы сказали, что мы не делаем, он бы сказал: «А я сделаю». У него дух противоречия, как у подростка с отцом. Поступи наоборот.

И не в том же дело, чтобы сказать: «Сколько умрет — сколько умрет». Лечить надо. Постепенно медики нащупывают очень серьезные препараты, которые действительно в серьезных случаях лечат. Все уже поняли, что с этими ИВЛ дело плохо, потому что легкие перестают работать, а дальше неизвестно, что происходит.

Я ненавижу людей, которые, чуть-чуть нахватавшись, всех учат жить, и я не собирался быть в их числе. Я просто хочу дать слово корифеям. И надеюсь, что не мытьем так катаньем оно будет услышано. Вот сейчас карантина нет, а я знаю, что его опять хотели сделать очень жестким. И получили серьезный отлуп с самого верха.

— Если Россия вступит в противостояние с теми силами, о которых вы говорите, она выдержит?

— Она может выдержать, только если заявит альтернативный мегатренд и объявит внутреннюю идеологическую мобилизацию. Если такая форма возобладает и если в обществе найдутся группы, готовые стать локомотивом изменения тренда, и эти группы начнут защищать государство, а не политиканство, тогда, может быть, у России есть будущее.

Конечно, дай Бог, если наше руководство будет умело маневрировать и комбинировать какие-то средства, экономические интересы с чем-нибудь еще и будет плыть в этом бурном море, не натыкаясь на рифы. Тогда пусть будет так, как есть. Я хочу, чтобы наша страна существовала, даже если мне кажется, что она существует в крайне неправильном состоянии. Все равно это моя любимая страна, и она должна быть. Если ты любишь женщину, а она ведет себя неправильно, любовь же на этом не кончается. Но я считаю, что рано или поздно этот разрыв между способом существования России и растущими нагрузками станет терминальным.

Вот стол. Я могу на него встать. Он может накрениться. Но я не могу на него поставить танк Т-34. Но было бы глупо, если мне нужно было бы съесть форель, а я бы вместе этого стола поставил железобетонную чушку, на которой может стоять танк Т-34. Существующий мир с его нагрузками — это форель, которую надо есть на деревянном столе, или танк Т-34, который надо ставить на бетонную плиту? Для меня это всё больше танк Т-34. А я вижу, что все совершенствуют модель стола. Огромное количество людей, которые совершенствуют стол. Если действительно на нем нужно есть форель, то кому я нужен? Я сам себе не нужен с этими бетонными построениями. А если все-таки эти нагрузки таковы, какими я их считаю — то что нужно? Чтобы погибель была явлена. В этот момент Россия удержится, у нее будет время на то, чтобы трагически осознать свою ошибку и изменить парадигму? Или это время уже будет пропущено? Лучше говорить заранее на этом языке. Он не алармистский, он аналитический. Но он, конечно, призван перевести все с понятия обеда с форелью на понятие бетонной плиты.

— Сколько осталось запаса прочности для стола?

— Я скажу простую вещь. К Донецку подтянуто, по данным ОБСЕ, около 300 единиц тяжелой техники, а по нашим данным, более 500. Три человека — Зеленский, начальник Генерального штаба и министр обороны — перепихивают начало войны друг на друга. Может быть, они будут перепихивать долго. Но все уже готово, технику подтянули. Теперь они двинутся, дальше — принцип домино. С момента, когда они двинутся, не ответить нельзя, потому что это мгновенный политический кризис у нас.

— То есть будет горячая война? Не холодная?

— Это уже всё. Как только они двинутся, как только двинутся 800 единиц бронетехники (которые подтянуты к этому моменту, плюс действующие), о какой холодной войне вы будете говорить? Всё, надо или отвечать по полной, или нет. А поставят ли беспилотники Украине турки или нет? А если они еще подкинут людишек и Польша подкинет? И что будет? За этим будет стоять Запад. Байден приходит, у него все построено на войне с Россией. Здесь нагрузки увеличатся. Он говорил, что адские санкции будет применять. Россия настолько неуязвима, что какие санкции не принимай, нам только лучше? Да, если мы обеспечим автаркию и национализацию промышленности. Если мы разовьем все жизненно важные отрасли.

Но даже не это важно. А если здесь начнется буза? Она будет останавливаться как на Поклонной горе? Я вам говорю как человек, который имел самое непосредственное к этому отношение: второй раз войти в одну и ту же воду нельзя. Те, кто говорят, что можно, пусть попробуют, но без меня. Нужно применять совершенно новые подходы. Нельзя дважды применить одну и ту же стратегию в совершенно новых условиях. А если там будут какие-то украинско-майданные рефлексии в сторону бутылок с горючей смесью, тоже будем стоять и митинговать? Дай Бог, чтобы не было.

Дальше, заявили: Армения в ОДКБ. Заявление [президента Азербайджана Ильхама Алиева] о том, что Ереван и Севан — «наша территория», как надо принимать? Армения же существует, у нее армия есть. Она что, не дернется, когда ей скажут, что надо отдать Ереван? Дернется. Она в ОДКБ, дальше что? Я в этом смысле считаю, что существующая власть не худшим образом маневрирует в этих все более и более осложняющихся условиях. Но условия-то осложняются, а маневрировать становится все более и более трудно, и в какой-то момент разница между усложнением и самой парадигмой маневрирования будет исчерпана, и тут окажется, что всё совсем не в таком шоколаде, как кажется.

С кем ни говоришь, отвечают: «У нас все в шоколаде». В каком смысле? Мне уже ночами снится этот отвратительный шоколад. Что вы говорите? Говорите с народом на языке беды, выживания и покажите, что вы не закрыты от него в чудовищных виллах монструозного типа с 7-метровыми алюминиевыми заборами. Живите единой жизнью или вовремя мягко отманеврируйте «туда» и оставьте здесь разбираться тех, кто готов разбираться. Но происходит-то другое. Всё в шоколаде.

— У элит?

— У всех. Называешь размер пенсии. Они: «Да так не бывает!». И так далее, и тому подобное. Они что, не понимают, что карантин в малогабаритной квартире и карантин на вилле — это разные карантины? Не понимают, что их-то дети в частных школах, а другие будут продолжать обучаться дистанционно? Не понимают, что может начаться с этой вакцинацией?

— Бунт?

— Конечно. Вы посмотрите, что в Европе творится. Притом, что западное общество очень умеренное. А в России долго терпят, потом резкий скачок. Мы ждем, когда выборная ситуация посадит Думу образца 1999 года? А мы понимаем, что это будет в новых условиях? Я считаю, что разговоры о том, что «все в шоколаде, прорвемся» — это самоубаюкивание в условиях нарастания опасности. Не потому, что мне не хочется, чтобы успешной оказалась стратегия маневрирования. Мне очень хочется. И не потому, что мне что-то надо. Мне ничего не надо, кроме того, что у меня есть. А потому что я хочу, чтобы эта страна существовала. Я прекрасно понимаю, что будет со мной и моими друзьями, если она начнет рушиться. У меня есть метафизический, экзистенциальный и сугубо шкурный интерес, чтобы это выжило.

— Вы упомянули поправки в Основной закон. Новая Конституция переучреждает новую Россию?

— Конституция — это хорошо. Я все изменения поддерживаю, как я очень решительно поддерживаю то, что именно президент России выступил по поводу пакта Молотова-Риббентропа, а не поручил это президенту Академии наук.

Но я вспоминаю героя Чехова, который говорил, что написал трактат о вреде некоторых насекомых: «Дочерям очень понравилось, особенно про клопов. Я же прочитал и разорвал, потому что пиши-не пиши, а без персидского порошка (средство от насекомых — прим. ред.) не обойтись». Потом делал паузу и говорил: «У нас дома даже в рояле клопы». Смысл моей цитаты понятен? Конституция — это трактат о вреде некоторых насекомых. Вот персидский порошок. А что с насекомыми?

У меня деда расстреляли в 1938 году. Я совершенно не хочу крови и прекрасно знаю, что когда она начинает литься, то доминирующим героем, осуществляющим репрессии, является человек, который хочет хапнуть участок земли у соседа, а не идейный фанатик даже. Но каким-то способом это будет сочетаться — трактат с клопами? Или не будет?

— Вам не кажется, что Путин проводит мягкую трансформацию? Конституция, вот Чубайса отодвинул…

— Что значит отодвинул? Он его скорее направил на стратегическое направление и понятно почему. Он виски, содовую, кофе или чай пьет с каким-нибудь Goldman Sachs. Они вась-вась, можно сесть, поговорить и как-нибудь чего-нибудь отманеврировать. Когда-то Сталин, конечно, грубо, но совсем не бессмысленно сказал Надежде Константиновне Крупской (которая настаивала, что она одна знает Ленина), что спать с вождем — это не значит знать вождя. Это все обсуждали. А на самом деле Сталин говорил о рефлексии и перцепции. О прямом непосредственном соприкосновении — которое, конечно, важно — и рефлексии. Так вот рефлексия говорит, что Васька слушает да ест, и Goldman Sachs будет сколько угодно Чубайса слушать.

— То есть, мягкой трансформации путинского режима вы не видите?

— Я хочу, чтобы проснулся сам Путин. Я верю, что у него нет отступного. Может, у Чубайса есть, а у него нет. И я хочу, чтобы проснулись остальные, и чтобы это просыпание превратило стол для поедания форели в бетонный надолб, который выстоит. Я хочу, чтобы внутри этого дела не было того, что было во время Первой Мировой войны — когда для одних рестораны и рысаки, а другие гниют в окопах. Не будет так жить страна, это проигрыш. Вполне можно проиграть. И что, мы будем применять ядерное оружие? Я не призываю всех надеть форму и начать маршировать с утра до вечера, но какие-то трансформации в условиях предощущения беды должны быть, и они должны касаться общества. Институты государственные не выдержат: они очень много значат, но одних их недостаточно. Изменения Конституции прекрасны, если они будут преобразованы в дело.

— Не утихают разговоры о трансфере власти, о проблемах со здоровьем Путина. Есть ли основа за этим?

— Нет основы. Абсолютно здоровых людей нет никогда. Абсолютно здоровый человек — это плохо обследованный больной. Но никаких медицинских ограничений [для управления страной], как вы видите, нет. Зачем это говорится, понятно: все должны находиться в состоянии неопределенности. Есть один, не хочу даже его назвать, мудрец аналитический, давно вне страны находящийся, который говорит, что Путин хочет, как олигархи, в белом пиджаке ходить, иметь миллиарды и на яхте плавать.

Когда хотят в белом пиджаке ходить и на яхте плавать, не сажают в тюрьму Ходорковского и не выгоняют из страны Невзлина и Гусинского. Уже не поплаваешь. Это бред. Но он говорит, и все повторяют. Потому что нет никакой самостоятельности мысли. Дальше начинается: «У него триллионы, секстильоны». Зачем? Он человек власти. Что он с ними будет делать? Все эти гигантские суммы — это же цифры в компьютере. Написал, стер. Средства мировой игры? Как фишки на столе для игры в покер? Они же не нужны для жизни. Если бы когда-нибудь хотелось поотдыхать, собрал бы олигархов, вместо того, чтобы с ними ссорится, сказал бы: «Ребята, по 100 „лимонов“ вот сюда, буду делать все, что вы скажете, через 4 года уйду». Это же другая формула и другой человек. Неужели не видно?

— Видно, что он бесконечно одинок. Почему нет корпорации?

— У него был круг надежных людей. Он знает их как облупленных и съел с ними пуд соли, но пока он не стал президентом. Он подрабатывал водителем на машине, и они вместе пиво пили. Он их знает, а остальных не знает. Темна вода. Когда к нему приходят, а он президент, все хотят ему понравиться, и все лгут. И он в этом убедился твердо. У него есть ближний круг. А из этого круга один за другим выбывают.

У меня книга написана, и статью на эту тему подписывали в газете «Завтра». Последняя подпись Крючкова была. Прочитал неопубликованную статью, сказал: «Мы их переиграем», — и умер. Мы о чем просили? Не устраивайте свару между несколькими чекистскими группами. Не надо. Чем кончилось, где все эти группы? Где эти люди? Их никого нет! И это еще не финиш. Еще не вечер. Скоро еще кого-нибудь не будет, если я что-то понимаю в происходящем. А зачем было это делать? Откуда эта ненависть?

Или эта ненависть к ЦК КПСС. Были люди практических дел, а там наверху сидели какие-то идиоты и что-то камлали полумертвыми голосами. Суслов и компания — про какую-то идеологию. Спасибо, хватит! Они этого не хотят и держатся какого-то прагматического уровня. В какой-то момент на прагматическом уровне они вызревают как крупные субъекты экономико-политической игры и начинают сталкиваться. И тогда любой мастер, задающий правила игры между фигурами, создаст все, что угодно, любой конфликт. Теперь на этом столе стоят 12-15 групп, находящихся в сложных отношениях. Между ними надо организовывать равновесие. А как?

Я очень хорошо знаю, что это такое. Я на некоем микропримере знаю, что надежность выше эффективности. Один знакомый банкир взял к себе бывшего замминистра финансов СССР как самого эффективного. Тот гениально собрал 30 или 40 миллионов долларов, гениально перевел их в Лондон и туда уехал. И сказал: «Ку-ку». Нет надежности — нет ничего. А как ее обеспечить? Это трагедия личности. И не его [Путина] одного. Такие трагедии история знает с давнишних времен.

— Идеология должна обеспечивать другой принцип управления?

— Идеология нужна тогда, когда она может быть мотивом для реального действия. Как говорилось, марксизм — не догма, а руководство к действию. Смысл заключается в том, что нужны люди, для которых эта идеология будет что-то значить, которые будут на нее ориентироваться и заставят ориентироваться других. Транслируют ее, и зажгут ею сердца. Иначе это будет поздний Советский Союз. Его группы уже не никак не были мотивированы идеологий, были не способны ее развивать. Но они сидели на ней и тряслись как Кащей над смертью и ее убивали. Мои левые друзья назвали Суслова убийцей смыслов. Так вот, так не надо. Там же двусмысленностей очень много. К новой идеологической двусмысленности вернуться нельзя.

Теперь Путин, как я понимаю, ждет, когда наступит острый процесс. Он доверяет одному — своему политическому инстинкту, и достаточно безошибочно. Это ситуационное реагирование в условиях кризиса. Посмотрите, как все ни трагично и ни небезусловно, карабахский регион находится в зоне русского влияния абсолютно. При том, что все согласовано и с азербайджанской стороной. Это же сделано, значит, в какой-то момент этот прыжок был довольно эффективен. Не было бы этого, не было бы Путина 20 лет. Коммунисты все орали: «Ельцин — пьяное ничтожество». Я говорил: «Он вас сделает одной левой. Уж лучше скажите, что он гений, и поэтому он вас так делает».

Путин очень сильный лидер этого стиля. Но у данного стиля есть как сильные, так и слабые стороны. И не дай Бог, чтобы эти слабые стороны стали перевешивать, а это зависит от ситуации. Он может пассами, гипнозами, экономически интересами держать Эрдогана на привязи? Прекрасно. Пусть держит. А, по-моему, он сорвется с этой привязи. Там есть другие, которые тоже хотят его спустить с поводка. Тогда будет плохо.

— Но Путин самостоятелен?

— Он самостоятелен. В рамках своей картины мира, в рамках своего мировоззрения, своего подхода.

— То есть Россия все-таки без внешнего управления, жесткого или мягкого?

— Это совсем другое. Бюрократия считает, что она купит поддержку активных политических групп. Но у них что, больше денег, чем у Сороса?

— А их уже купили?

— Их купили. Соросятники — это статус. Это не только прямая коррупция. Тебя уважают, на конференции зовут, типа как учат, к кому-то подводят. А здесь что? Россотрудничество будет конкурировать с Соросом? Я хочу посмотреть на результат. Ничто не соответствует. Экономика не соответствует. Идеологического драйва нет. Тут проигрыш понятен. Бюрократия не решает задачу, она осваивает ресурс.

— Если подвести итог главного события года, эпидемии коронавируса, его бенефициары ведут к неонацистскому Интернационалу?

— Я считаю, что неонацистское и что-то хуже, чем неонацистское, готовится. Всплывает какая-то лодка. Гностическая или нацистская, или проект «Великий инквизитор». Это очень мощные структуры, которые хотят подмять человечество, «железная пята».

Есть важный тезис «Сути времени», который никто не понимает. Чем мы отличаемся от классических коммунистов? Коммунисты считают, что после капитализма будет коммунизм. А мы считаем, что посткапитализм хуже капитализма, и он уже наступил. Посткапиталистический хозяин — это не Крупп, не Шифф и не Рокфеллер. Это цифровой паук. Это ультрамонокапитализм, если говорить по Каутскому. Капитализм кончился, он дегуманизирован. Как говорят близкие коллеги Зиновьева, он мог доказать, что Маркс считал капитализм не формацией, а переходным периодом. От гуманизированного феодализма к дегуманизированному. И новое Средневековье уже настало. Это не капитализм. Семья, частная, собственность, государство… нет ни того, ни другого, ни третьего. Государства разрушают, семью скидывают, частная собственность — какие-то три процента акций в каком-то международном фонде. Какая это частная собственность? Где хозяин? Этот паук посткапиталистический темный плетет паутины, а что-то еще более темное стоит за его спиной. Я так считаю. И в этом я уверен. Ковид такой или другой — я в этом не специалист. Я эксперт. А что касается паука, я его исследую уже лет 40, и я тут много знаю.

— Чем закончится ковид как трансформационное событие?

— Кончится тем, что человека ввергнут в еще большее одиночество, где он будет наращивать отчаяние и деструкцию, с разрушением существующих связей, диссоциацией и огромными экономическими издержками, а также концентрацией капитала в руках новых групп, доминированием фармы и ее хозяев, которые будут соединяться с информационной диктатурой. Уже сейчас выстраивается новый контур власти.

— То есть через полгода это всё не закончится?

— Нет-нет, нет. Это теперь придется демонтировать с очень большими усилиями.

— Ковид как событие надолго?

— Да. Человечество попало в ловушку. Его напугали и хапнули. Подмяли. Страх — это же вообще страшное дело. Рузвельт когда-то говорил, что нет ничего страшнее страха.

— Вы атеист, как мы поняли?

— Я не атеист, я светский человек.

— Светский советский человек, в хорошем смысле слова?

— Я считаю, что существовала советская цивилизация, и коммунизм — это пробуждение высших творческих способностей в человеке, а не обжираловка для всех. Я не типичный советско-коммунистический человек. Я считаю, что есть политическая вера, гражданская вера, экзистенциальная вера. Я верующий человек, но не являюсь канонически религиозным.

— А позитивный образ будущего для России у вас есть, Сергей Ервандович?

— Да, у меня есть. И он сейчас актуален. Он состоит в том, что России нужно не техноцентрическое развитие, а развитие, которое можно назвать симфоническим, антропоцентрическим. Осью развитая должен стать человек, а не машина. А человек будет применять и развивать машину. У нас есть для этого заделы, и тут России нет равных в мире. Вообще в разделении труда роль России — не нефть, не газ и даже не армия. Роль России — новое слово. От нее все время его ждут. И сейчас ждут.

Сергей Кургинян: У Байдена все построено на войне с Россией

Похожие статьи: