В российском прокате состоялся релиз фильма «Нюрнберг». Автором картины выступил Николай Лебедев, ответственный за «Легенду № 17» и «Экипаж». Это неплохие картины, так что на новинку возлагались определенные надежды. Увы, оправдать их не удалось.
Сюжет рассказывает об одном из этапов Нюрнбергского процесса, в ходе которого судили фашистов после окончания Второй Мировой войны.
Начнем сразу с главного. Перед нами не историческое кино о том самом процессе. Это хилый шпионский полубоевик-полудрама-полудетектив. Из 2 с лишним часов хронометража трибуналу выделяется около 25 минут.
И это, пожалуй, лучшая часть новинки.
Что по факту: фильм рассказывает нам историю любви советских переводчика и шпионки. Последняя внедрилась в стан оставшихся фашистов. Именно эта история ложится в основу картины, вокруг нее обыгрываются те или иные события, связанные с Нюрнбергским процессом. Только вот проблема — ни трибунал, ни историю любви, ни другие поднимаемые темы авторы раскрывать не собираются.
Лебедев, выступивший режиссером и сценаристом, решил просто забить на своих же персонажей. Они перевоплощаются по щелчку пальцев, у них нет мотиваций, а их поступки вызывают бесконечное число вопросов.
Иногда действия героев выглядят настолько глупо, что вызывают смех. Например, к Волгину пришел начальник с суперсекретным заданием, о котором никто не должен знать. В этот же момент в комнате прячется едва ли знакомая Игорю Лена, о чем Волгин пытается сообщить своему руководителю, но тот решает это проигнорировать и рассказать все детали плана. Итог ожидаем.
Ах да, еще Игорь активно ищет своего брата-близнеца, о котором упоминают ровно 3 раза за весь фильм: в начале минут 5, в середине пара предложений, в конце 10 секунд.
И подобными моментами фильм просто пестрит. Диалоги обо всем сразу и ни о чем одновременно заставляют заскучать, многие темы обходят стороной или сразу же забывают. Абсолютно все персонажи являются функциями, которые нужны для того, чтобы двигать сюжет вперед.
Отлично со своей ролью справился, наверное, только Карстен Нёргор, сыгравший Геринга.
Сергей Безруков, за счёт которого так продвигали новинку, хорошо сыграл Сергея Безрукова (а должен советского обвинителя Руденко). При этом актера по факту можно увидеть на протяжении максимум 10 минут от всего хронометража.
Миронов справился со своей ролью лучше. Видно, что он старался перенести образ строгого майора Мигачева. Но и его участие в картине стремится к нулю.
Что действительно удалось авторам, так это как-никак воссоздать атмосферу постфашистской Германии. Разрушенные здания, уличные барахолки, поиск безвести пропавших бойцов и прочее передают определенное настроение.
Визуально фильм смотрится неплохо, некоторые локации хорошо обыграны и помогают лучше погрузиться в атмосферу. Хотя, конечно, по части постановки и спецэффектов возникают определенные вопросы. Например, излюбленное в России слоу-мо в одном из кадров ближе к финалу буквально тормозит и дергается — это разве нормально? Где плавная картинка?
Некоторые взрывы и перестрелки в динамичных сценах выглядят ненатурально. Кроме того, видно, как часть эффектов нарисована на постпродакшне.
С исторической точки зрения информации в картине для зрителя крайне мало, а с художественной нет чего-то запоминающегося.
Более того, фильм просто не пытается выдать хотя бы одну внятную и проработанную сюжетную линию, вместо этого предлагая сборную солянку из разных жанров, ни один из которых не выстреливает. Диалоги пустые, нормальной игры актеров почти нет, но зато есть неплохая картинка. И это фильм про Нюрнбергский процесс?
"У каждого прокурора в Нюрнберге был свой стиль допроса. Стиль Руденко отличался наступательностью, и, выражаясь спортивным языком, нокаут у него всегда превалировал над нокдауном.
Геринг и его коллеги по скамье с самого начала прибегли к весьма примитивному приему, для того чтобы посеять рознь между обвинителями четырех держав. Держась в рамках судебного приличия в отношениях с западными обвинителями, они сразу же пытались подвергнуть обструкции советского прокурора. Как только Руденко начал свою вступительную речь, Геринг и Гесс демонстративно сняли наушники. Но продолжалось это недолго. Стоило только Руденко назвать имя Геринга, как у рейхсмаршала сдали нервы, он быстренько опять надел наушники и через две-три минуты уже стал что-то записывать. А когда советский обвинитель закончил допрос Риббентропа, Геринг с жалостью посмотрел на бывшего германского министра иностранных дел и лаконично подвел итог:
— С Риббентропом покончено. Он теперь морально сломлен.
С не меньшим основанием Риббентроп мог сказать то же самое и в отношении Германа Геринга, когда тот возвращался на свое место после допроса, проведенного советским обвинителем. В Нюрнберге в то время распространился нелепый слух, будто Руденко, возмущенный в ходе допроса наглостью Геринга, выхватил пистолет и застрелил нациста № 2. 10 апреля 1946 года об этом сообщила даже американская газета «Старз энд страйпс». Такая дичайшая газетная утка многих из нас буквально ошеломила. Но меня тотчас же успокоил один американский журналист:
— Собственно, чего вы так возмущаетесь, майор? Какая разница, как было покончено с Герингом? Как будто ему легче пришлось от пулеметной очереди убийственных вопросов вашего обвинителя...
На следующий день, однако, падкая на сенсацию газета решила спустить свою выдумку на тормозах. Появилось сообщение о том, что не Руденко, а председатель Международного трибунала лорд Лоуренс выхватил будто бы из-под своей черной мантии пистолет и выстрелил в Геринга. Затем и эта версия была заменена новой: никто, оказывается, пистолета не выхватывал, а просто рейхсмаршала хватил «мозговой удар». Этого тоже не случилось, но теоретически такая выдумка была все-таки ближе к истине.
Все месяцы процесса меня просто поражала исключительная выдержка нашего обвинителя. Она не изменила ему даже во время допроса Розенберга, который через каждые несколько минут жаловался на неточность переводов. Он неплохо знал русский язык, и это давало ему дополнительные «шансы» для подобных придирок. Нетрудно, однако, было заметить, что такие заявления Розенберг делал как раз тогда, когда Р. А. Руденко задавал ему очередной неприятный вопрос. Прервать заседание жалобой на неправильный перевод было гораздо легче, чем ответить по существу. По крайней мере, выигрывалось время на обдумывание ответов.
Память моя хорошо сохранила также один по-своему драматический эпизод, связанный с допросом свидетеля Паулюса. Паулюс был тем человеком, который досконально знал все, что касалось подготовки гитлеровской агрессии против СССР. Как-никак, будучи заместителем начальника германского генерального штаба, он лично участвовал в разработке «плана Барбаросса». Не удивительно поэтому, что защитники гурьбой бросились с протестом к суду, когда советский обвинитель пытался огласить показания, данные Паулюсом в Москве. Защита требовала доставки этого свидетеля в Нюрнберг и почему-то была уверена, что Р. А. Руденко не отважится на такой шаг.
В кулуарах адвокаты хихикали: одно, мол, дело давать показания в Москве и совсем другое здесь — в Нюрнберге, где Паулюс окажется лицом к лицу со своими бывшими начальниками и друзьями. Но когда щепетильный к протестам и просьбам защиты председатель трибунала Лоуренс осведомился, «как смотрит генерал Руденко на ходатайство адвоката», то случилось совершенно неожиданное. Советский главный обвинитель и уговаривать себя не дал — сразу согласился. Лишь люди посвященные могли заметить что-то сардоническое в его взгляде. И когда ничего не подозревавший Лоуренс спросил, сколько примерно времени потребуется для доставки свидетеля, Р. А. Руденко спокойно, я бы даже сказал непривычно медленно и как-то даже безразлично, ответствовал:
— Я думаю, ваша честь, минут пять, не более. Фельдмаршал Паулюс находится в апартаментах советской делегации в Нюрнберге.
Читатель уже догадался, что советский главный обвинитель, заранее предвидя обструкцию защиты, заблаговременно (но без излишней огласки) принял меры к доставке Паулюса в Нюрнберг. Это был удар подобно внезапно разорвавшейся бомбе. Защитники поторопились ретироваться, отказаться от своего ходатайства, но рассерженный Лоуренс потребовал немедленно доставить Паулюса в суд.
Допрос Паулюса, мастерски проведенный Р. А. Руденко, окончательно сразил попытки защиты представить нападение на СССР как оборонительную войну, а заодно и вскрыл перед лицом мировой прессы, присутствовавшей на процессе, негодные приемы нюрнбергских защитников.
Как я уже упоминал, защита и подсудимые все время стремились сыграть на том, что гитлеровская Германия не могла бы достичь многих своих успехов, если бы не помощь определенных кругов на Западе. Именно для этой цели заявлялись многочисленные ходатайства о вызове в суд в качестве свидетелей защиты таких политических деятелей, как Даладье, Поль Бонкур, лорд и леди Астор, Ванситарт, Лондондерри. Признаться, иногда хотелось, чтобы такие свидетели появились во Дворце юстиции: их показания могли бы пролить дополнительный свет на мюнхенскую политику, сыгравшую столь роковую роль в укреплении нацистского движения и развязывании второй мировой войны. Но советский обвинитель неизменно протестовал против этого, решительно пресекая любые попытки «отвлечь внимание трибунала от выяснения личной вины подсудимых и сделать объектом исследования действия государств, создавших трибунал».
Не ускользнул от советского обвинителя и другой тактический прием подсудимых и их защиты — затягивание процесса до греческих календ. Если бы дать волю, скажем, Розенбергу, он стал бы часами цитировать многочисленные труды американских и западноевропейских расистов. Но это не удалось сделать ни самому Розенбергу, ни его адвокату Тома. Едва последний вознамерился втянуть трибунал в такую дискуссию, Руденко сделал энергичное заявление:
— Обвинение предъявило подсудимым конкретно совершенные ими преступления: агрессивные войны, чудовищные злодеяния... Я полагаю, что трибунал совершенно не намерен слушать лекции по вопросам национал-социализма, расовой теории и прочего.
И трибунал согласился с Р. А. Руденко.
Никогда не забуду, как слушал судебный зал заключительную речь главного советского обвинителя. На следующий день — это было 30 июля 1946 года — американская печать сообщала:
«Подсудимые сидели на своей скамье бледные и напряженные, слушая, как представитель их злейшего врага обличает их такими суровыми словами, которые впервые произносились обвинением».
А в фильме образ Романа Руденко занимает минут 10 от всего хронометража.
Мнение редакции может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Благодарим каждого зрителя за внимание к нашему творчеству, за ваши комментарии. - 13241783