Ростислав Ищенко и Евгений Никифоров о положении дел на Украинском фронте, Радио Радонеж
Европа боится. Она пытается скрыть свои страхи выглядеть сильной и уверенной в себе, но страх постоянно пробивается наружу, сквозь маску британской невозмутимости, германской сосредоточенности и ледяного скандинавского спокойствия.
Безумное, с точки зрения здравого смысла, бегство Швеции и Финляндии в НАТО – признак этого страха. Ещё более шизофренический всплеск прибалтийской русофобии, явно выраженное желание полностью изгнать русский дух с территорий, на которых гордо вымирают три реликтовых народца – признак этого страха.
Декларация Макрона о готовности отправить на Украину «целых полторы», а может «даже две» тысячи французских военнослужащих – признак этого страха. Непрекращающаяся истерика британских политиков, пугающих то ли окружающих, то ли самих себя неотвратимостью поражения киевского режима, которое квалифицируется Лондоном, как катастрофа для всего Запада – признак этого страха. Безрезультатная попытка чехов найти для Украины миллион снарядов – признак этого страха.
Хоть казалось бы чего им бояться?
Восточная Европа имеет богатый опыт моментальной смены хозяев. Для неё не составит труда так же быстро перебежать к России от ЕС и НАТО, как до этого перебежала на Запад от СЭВ и ОВД. Скандинавы (кроме Норвегии) и вовсе были нейтралами – могли остаться ими и не пыхтеть. Западная Европа без труда вписывалась в российско-китайский евразийский проект. Для неё уход от США к России означал не упадок, а получение новых преференций: европейский рынок и европейские технологии имели для России и Китая первостепенное значение. Именно гипотетическое участие ЕС придавало Евразийскому проекту экономическую завершённость.
Тем не менее, Европа действительно рассматривает украинский кризис и своё в нём участие, как эсхатологическое, цивилизационное противостояние. Это позиция не только части давно потерявших адекватность европейских элит, но и вполне адекватной (в том числе консервативной) части европейского общества. Даже наблюдающееся в последнее время смещение фокуса общественных настроений европейцев от желания подавить Россию к желанию договориться с ней – результат европейского страха.
Договориться захотела та часть европейской общественности и те политики, которые поняли, что поражение Запада в открытом противостоянии неизбежно. Для большинства желающих договорённости европейцев – это способ остановить Россию на дальних подступах к Европе, скормив ей Украину, раз уж не получилось при помощи Украины и экономических санкций раздавить Россию.
То есть, цель та же, методы изменились. Но, как только представится возможность, Европа постарается вернуться во взаимоотношениях с Россией к силовому варианту. Об этом свидетельствует вся наша тысячелетняя история. Это европейское стремление к уничтожению России также является следствием европейского страха. Только избавившись от России Европа может избавиться от вызываемого Россией ужаса, поэтому до тех пор, пока Европа не станет окончательно частью даже не общего с Россией экономического проекта, а интегрированной частью общего политического пространства, пока не запустятся интеграционные и ассимиляционные процессы, превращающие нас в перспективе в одну сверхнацию, зачаток которой в России уже образовался как принятие (пока для многих вынужденное) принадлежности малых этносов к единому русскому суперэтносу, в котором «несть ни эллина, ни иудея», Европа при первой возможности будет возвращаться к антироссийской политике, базирующейся на идеологии пещерной русофобии.
Так чего же боится Европа?
В какой-то мере ответ на этот вопрос даёт поведение заявившей право на существование, но не успевшей сложиться на базе случайной территориальной независимости, украинской нации. С первых дней существования независимой Украины, когда Россия шла на огромные уступки новорождённому государству и делом демонстрировала готовность поддерживать его во всём, даже в вопросе формирования украинской нации из проживавших на данных территориях русских, украинскими элитами руководил животный страх перед Россией. При этом, они подчёркивали не просто своё стремление в Европу, но свою с Европой идентичность.
Если Россия в девяностые-нулевые стремилась объединиться с Европой, как две разные цивилизации, то Украина подчёркивала свою принадлежность е европейской цивилизации, подчёркивая, что для неё путь в Европу – путь домой. При этом, основным мотивом, влиявшим на политику украинских элит был чисто европейский страх перед Россией.
Европа, не особенно вникала в причины своего страха и до сих пор представляет Россию на уровне описаний Геродота: с песьеголовцами, гиперборейцами и прочими экзотическими породами людей, населяющих огромные дикие пространства и мечтающих об одном – «жечь города, и в церковь гнать табун, и мясо белых братьев жарить».
Блок, будучи гениальным поэтом, на интуитивном уровне понял и описал европейский страх. Это страх уничтожения, присущий более слабой цивилизации перед лицом более мощной.
Но не любой более слабой. Цивилизации центральной и Южной Америки не боялись прибывших европейцев, даже когда те отчётливо проявили свою агрессивность. Точно так же степные цивилизации, веками воевавшие с Китаем на Западе и с Россией на Востоке, никогда не боялись быть уничтоженными ими.
Дело в том, что для латиноамериканских индейцев, сосед был военным противником постольку, поскольку был источником пищи (людоедством большинство не брезговало) и материалом для жертвоприношений. Точно так же, как пастух не истребляет стадо, животных из которого потребляет в пищу, перед местными цивилизациями никогда не стояла задача полного покорения или истребления соседей. Наоборот, они им были нужны в качестве самостоятельных, отдельных от собственной цивилизации, образований, иначе их представителей (за исключением особых случаев) нельзя было съесть или принести в жертву.
Аналогичным образом кочевой цивилизации всегда была нужна оседлая, как источник товаров, не производимых кочевниками. По возможности необходимое старались награбить в ходе набегов. Если набеги не удавались, то пытались торговать. Казус Чингисхана, решившего создать универсальную всемирную кочевую империю и потому не останавливавшегося перед полным уничтожением народов, представлявших угрозу его планам, был исключением, подтверждающим правило.
Европейцы же с момента своего возникновения были ориентированы на физическое уничтожение слабейших. В их системе политических ценностей, ассимиляция или симбиоз были вынужденными решениями, когда по какой-то причине не хватало сил и возможностей полностью уничтожить соседа. Если же такая возможность была, то с уничтожением старались не тянуть, не растягивать его на поколения, но решать вопрос здесь и сейчас, не оставляя проигравшему второго шанса.
Все ожидают от другого того же, что готовят ему сами. Поэтому для Европы огромная Россия всегда была источником опасности. Европейцы не могли поверить, что русские не собираются их уничтожать. Они всегда считали, что их не добили только потому, что не смогли. Соответственно, в те периоды, когда они понимали, что не могут уничтожить Россию, их политика была направлена на её ослабление, чтобы в данный момент лишить Россию возможности уничтожить их, а в перспективе всё же создать условия для ликвидации России.
Вот и сейчас европейцы, ещё вчера готовившиеся к «окончательному решению» «русского вопроса» и дележу трофеев, вдруг осознали, что Украины, которая должна была в их понимании создать условия для окончательного поражения России, вот-вот не останется, а Россия за это время только укрепилась. Завтра в полтора раза выросшая за время СВО русская армия будет стоять на границах Европы, у которой ни войск толковых, ни оружия.
Европейцы знают, что в таком случае сделали бы они. И не верят, что русские поступят по-другому. Вот поэтому и боятся. Поэтому и пытаются веками избавиться от страха, избавившись от России.
Мнение редакции может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Благодарим каждого зрителя за внимание к нашему творчеству, за ваши комментарии. - 13245841
Видео
ТВ
Статьи
В мире
Новости
Блоги
Политика
Каталог
Война
