Ростислав Ищенко: Проблему с Украиной придется решать

20 ноября 2021 - vip

России рано или поздно придется решать проблему Украины любым способом. Об этом в эфире интернет-канала «СМЕРШ. Крымский фронт» заявил политолог Ростислав Ищенко.

По словам Ищенко, пока этот процесс происходит медленно, а Россия получает свою выгоду.

«Мы можем по-разному рассматривать решение украинской проблемы. Есть люди, которые говорят – да ну его, это все, захватить еще в 14-м году и желательно прямо до Ньюфаундленда, вместе с Атлантическом океаном и было бы нам счастье. Есть люди, которые говорят, я к их числу принадлежу: нам торопиться некуда. Пока есть возможность не воевать и получать свое, лучше не воевать и получать свое, потому что война – это весьма разорительное и крайне стремное мероприятие. Иногда даже супер-победители вдруг внезапно по итогам проигрывают», – сказал эксперт.

«Поэтому, если есть возможность так, давайте так. Но никто в принципе не отрицает того, что с Украиной нам так или иначе придется что-то делать, что-то решать. Только самые откровенные болваны говорят: «Мы просто плюнем, стену построим, забор на границе поставим и забудем об этом навсегда». Это невозможно, потому что граница-то, вот она. Расхождения, причем, очень грамматические по срокам, способам, методам и так далее. Но генеральное понимание все равно существует, что рано или поздно, каким-то способом как-то эту проблему решать придется», – заявил Ищенко.

В средневековых итальянских республиках гонфалоньер (знаменоносец), как правило, был верховным главнокомандующим местного ополчения. Но во Флоренции, должность, трансформировавшись в Гонфалоньера справедливости (юстиции, то бишь правосудия) стала позицией главы правительства, а по функции охраны конституции и главы государства...

В любом случае, смысл, вкладываемый в должность гонфалоньера, означал «идущий впереди» и «указывающий путь».

В Китае другая национальная традиция. Местные полководцы руководили армиями из глубокого тыла задолго до тех времён, когда Александр Македонский бросался в бой, как простой солдат. Понимание роли и места полководца, которое Европе стало доступно лишь в XVIII — XIX веках, китайцы осознали на две с половиной — три тысячи лет раньше. Поэтому их синоним гонфалоньера — кормчий — человек, находящийся сзади (у рулевого весла) и мудро направляющий развитие государства и общества.

Великим кормчим называли Мао Цзэдуна, который явился создателем современного Китая, собрав его из постреволюционного распада на клики милитаристов. Говорят, что пришедшего на смену Мао реформатора Дэн Сяопина также именовали кормчим. Но, если такой титул ему формально и присвоили, то не педалировали. Обычно его просто именовали товарищ Дэн.

Такой подход понятен. Формула Дэна, согласно которой, Мао на 3/10 ошибался и на 7/10 действовал правильно, является практически калькой с отношения китайцев к Цинь Шихуанди — первому историческому императору, собравшему разрозненные враждующие царства в первую реальную китайскую империю. Шихуанди также критикуют за ошибки, приведшие к гибели династии сразу после его смерти, а также за чрезмерную жестокость. Но признают его величие, ибо нынешний Китай, несмотря на смену династий и неоднократные завоевания кочевниками, является прямым ментальным преемником империи Цинь.

Дэн Сяопин не без успеха пытался изменить традиционную структуру управления Китаем. Издавна китайская система власти базировалась на конфуцианском уважении начальника, как отца. Таким образом правитель являлся отцом всего отечества и не только заговор против правителя, но и простое неисполнение его повеления (независимо от реальных возможностей) рассматривались как неповиновение отцу, что в патриархальной системе наказывается изгнанием или смертью. Отсюда часто удивляющая западных наблюдателей китайская жестокость в отношении любой, самой конструктивной, оппозиции и даже в отношении неудачливых чиновников или полководцев.

Такая система является устойчивой лишь до тех пор, пока её возглавляют талантливые и умеренные правители. Если же наверх возносится недостойный — система идёт вразнос. Откуда и возникают многочисленные кризисы китайской государственности, повторяющиеся с завидным постоянством. Единственная «защита от дурака», которую изобрёл императорский Китай, заключалась в теории «небесного мандата». Из неё следовало, что если император управляет хорошо, экономика развивается, торговля процветает, войны выигрываются и подданные довольны, то значит у него есть «небесный мандат» на управление империей, который затем переходит к его преемнику. Такому императору надо подчиняться беспрекословно. Но если вдруг начинается голод, мор, неурожай, поражения, а имперская бюрократия вырождается в стаю коррумпированных хищников, значит «небесный мандат» утрачен. Такого императора можно, и даже необходимо, свергнуть.

Всё бы ничего, но, как видим, корректировка курса происходит путём признания «права на восстание», которое, в случае победы, является легитимным способом смены лидера или даже династии. Цена за такую корректировку слишком высока — разрушительные революции (удачные и провалившиеся) неоднократно приводили к разрушению государственности, гибели до половины населения, долговременному разделению империи на несколько враждующих государств.

Идея Дэна заключалась в том, чтобы создать механизм регулярной смены власти, при котором возникает резерв опытных правителей и их команд, которые способны удерживать очередного лидера от непоправимых шагов. К тому же сама позиция лидера теряет сакральность, за счёт отказа от пожизненности нахождения у власти. Он теряет статус обладателя «небесного мандата» и становится лишь первым среди равных — не единственным источником легитимности принимаемых решений, но координатором коллектива руководителей, уполномоченных в совете принимать стратегические решения.

Запустив механизм смены правящих команд с интервалом в десять лет, Дэн Сяопин обеспечил политическую базу своих реформ. Экономическую базу должна была обеспечить постепенная (с учётом китайской специфики) вестернизация экономики и общества. Дэн пытался объединить Китай, приведя материковые области, Гонконг и Тайвань к одному экономическому знаменателю, при открытии возможности островным элитам участвовать в материковой политике после объединения.

Однако общественно-экономическую фазу реформ Дэна резко затормозила, практически остановила и чуть не обратила вспять площадь Тяньаньмэнь. Фактически это был мятеж уже вестренизированной части общества, поддержанной частью элиты. Формально требуя ускорения реформ и отказа КПК от монополии на власть, эта часть общества пыталась надолго, если не навсегда закрепить за собой полученные в результате реформ экономические и политические преимущества.

Они пытались толкнуть Китай на тот путь, по которому через пару лет пошли постсоветские государства. В рамках этого пути, успевшая «демократизироваться» и «вестернизироваться» элита, концентрирует в своих руках власть и богатства, а остальное общество получает «права», которые оно не в силах реализовать, но лишается гарантий. Людей обрекают на самостоятельное выживание в условиях диких нравов, аналогичных эпохе американского «движущегося фронтира». В этих условиях всегда выигрывает «человек с ружьём», не задумываясь его применяющий. Но у большинства населения «ружья» нет.

Опасаясь социального взрыва огромной обездоленной массы, новая элита, быстро становится на путь компрадоров, получая защиту и поддержку Запада во внутренних делах, в обмен на продажу, а то и простую сдачу экономических и политических интересов своего государства.

Понимая опасность, которую несёт Тяньаньмэнь, Дэн организовал жёсткое подавление мятежа. Но, тем самым, он усилил партийные, а значит и государственные) позиции антиреформистского крыла, которое желало совместить опережающий промышленный рост с жёсткой партийной диктатурой. Окончательно оформиться такая диктатура могла только в виде личной диктатуры лидера, представляющего партийный ареопаг.

Восемь лет, после Тяньаньмэнь, до своей смерти, Дэн Сяопин продвигал реформы личным авторитетом. После этого, ещё почти четверть века они двигались благодаря тому, что партийные консерваторы не могли выдвинуть харизматичного лидера и все наследники Дэна свято соблюдали его завет, об обязательной смене властной команды через каждые десять лет.

Но последствия «мятежа реформаторов» всё равно дали себя знать. КПК установила жёсткий контроль над бизнесом. Фактически партия выдавала ярлыки на право стать миллионером или миллиардером. Те же, кто начинал считать себя излишне самостоятельным и пытался влиять на политику, моментально разорялись, а то и оказывались под судом, с перспективой закончить жизнь в расстрельном рву или в пожизненной тюрьме.

В конечном итоге под дуалистичным (проводящим реформы, но ограничивающим их последствия) партийным руководством Китай создал мощнейшую, но несамостоятельную экономику. Она зависит от трёх не контролируемых Пекином факторов.

Во-первых, от наличия достаточного количества свободных рабочих рук, выделяемых селом в город. В начале тысячелетия этот резерв оценивался почти в миллиард. Сегодня — около 300 миллионов. Причём непонятно удастся ли изъять из села эти триста миллионов. Построенные для них огромные города стоят пустыми. Китай сталкивается с перспективой уничтожения десятков миллионов квадратных метров неиспользуемого (ни разу не заселённого жилья). В то же время, без притока дешёвых сельских рабочих рук, растут зарплаты промышленных рабочих, значительно опережая рост их квалификации. В результате, себестоимость китайских товаров растёт, а их конкурентоспособность снижается, что уже в ближайшем будущем может негативно сказаться на объёме китайской торговли, которая из стабильно профицитной может превратиться в столь же стабильно дефицитную. Темпы роста экономики уже упали (хоть и не критично, но заметно), главное же, не просматривается тенденция к позитивному развороту.

Во-вторых, Китай зависит от внешних источников сырья и от поставок продовольствия. Пока что у него нет возможности выйти на полное самообеспечение всем необходимым, самостоятельно Пекин может закрыть лишь отдельные узкие места. Это делает китайскую экономику жизненно зависимой от внешней торговли. А она (см. выше) грозит в обозримом будущем стать дефицитной. То есть, Китай рискует подхватить «американскую болезнь», когда затраты на национальное производство, не покрываются доходами от национального производства. Чем больше произведёшь — тем больше убыток. При этом цена на продукты питания, являющиеся существенной статьёй китайского импорта, вступила в фазу долговременного роста, что дополнительно ухудшает внешнеторговый баланс Поднебесной.

В-третьих, Китай жизненно зависит от рынка США и чуть меньше от европейского рынка. США и ЕС являются главными покупателями китайских товаров и заменить из некем. Если американцы и европейцы откажутся от закупок в Китае по политическим причинам, или потеряют покупательную способность в результате развития кризиса, или нарастающая конфронтация Запада с Китаем перейдёт в фазу блокады торговли, то Пекину просто некуда будет девать свои товары. Производство придётся останавливать с соответствующими социальными последствиями. Первый звонок прозвенел в уходящем году, когда из-за наложившихся друг на друга последствий коронакризиса и резкого подорожания энергоносителей на европейском рынке Китаю пришлось останавливать некоторые предприятия, чей рынок сбыта элементарно схлопнулся.

На фоне нарастающих трудностей, находясь также под военно-политическим и экономическим давлением США, Китай пошёл по традиционному для современной политики пути, микширования внутренних проблем, внешней активностью. Ужесточилась позиция Пекина по Тайваню. Китай уже не заманивает Тайбэй преимуществами единства, но угрожает военным вторжением, а политическим лидерам Тайбэя «народным судом». Китай официально провозгласил доктрину создания «Сферы сопроцветания в Азии» (аналог японской, образца 30-х годов), естественно под собственной гегемонией. Китай пытается наращивать своё присутствие в Африке и Латинской Америке.

Все эти шаги мотивированы:

• необходимостью обеспечения военной безопасности, предполагающей продвижение передовой линии обороны от непосредственных китайских берегов и из акватории прибрежных морей, за линию архипелагов (Япония, Филиппины, Тайвань, Индонезия) и обеспечение свободного выхода флота в Тихий океан;

• желанием создать альтернативу американскому и европейскому рынкам в виде более бедных, но более многочисленных азиатских, африканских и латиноамериканских покупателей, а также попыткой вынести часть производств в государства с более дешёвой рабочей силой, чтобы сохранить конкурентоспособность продукции;

• необходимостью контролировать жизненно важные для китайской экономики источники сырья и продовольственных ресурсов.

Реализация подобной политики требует консолидации ограниченных ресурсов КНР и концентрации усилий на проведении последовательной, жёсткой, централизованной политики внешней экспансии (как экономической, так и политической), подкреплённой в ряде случаев военной силой.

Уязвимости Китая заключаются в том, что он добился статуса первой экономики мира, но неустойчивой и несамодостаточной, любой продолжительный кризис Запада может обрушить экономические достижения Китая в разы. При этом Китай не является первой военной державой мира, входя в тройку первых, совместно с США и Россией. То есть, ситуация Пекина значительно хуже, чем ситуация США в 90-е годы, которые в то время оказались единственной военно-политической и финансово-экономической мощью в мире, да ещё и непререкаемым моральным авторитетом. Повторить американский трюк с постановкой на службу США ресурсов всего мира в случае Китая не представляется возможным. Между тем, завязанная на перманентный рост китайская экономика испытывает те же потребности, что и американская — ей нужны новые рынки сбыта и новые источники сырья. Всё это дёшево, желательно бесплатно.

КПК верно определила, что Китай находится на пороге мощного экономического кризиса. При этом он уже втянут в сильнейший военно-политический кризис. Выбирая метод противодействия кризису, КПК не нашла в себе достаточных интеллектуальных сил и внутреннего единства, чтобы следовать путём Дэн Сяопина, углубляя его реформы и последовательно укрепляя устойчивость китайских политической и экономической систем. Партия решила политически вернуться на путь Мао, экономически оставаясь на пути Дэна.

Но совместить два пути невозможно. Не случайно, Мао, высоко ценя Дэн Сяопина, и неоднократно возвращая его на высшие должности после опалы, тем не менее каждый раз смещал его, когда экономическая практика Дэна начинала ставить под угрозу политическую систему Мао. Политическая и экономическая системы неразрывны. Нельзя построить СССР, в котором бы государство жёстко контролировало цены, доходы, было бы монопольным работодателем, и при этом рассчитывать на возможность свободно ездить на отдых в Испанию и Египет, покупать по два автомобиля на семью и качественно питаться и одеваться без очередей в магазинах. Достоинства любой системы определяют неизбежные недостатки

Преодолеть внутренние и внешние кризисы КПК собирается за счёт концентрации власти и ответственности в руках Си Цзиньпина. Уже объединяющий четыре высшие должности: председателя КНР, генсека КПК, председателя Центрального военного совета КНР и председателя Военного совета КПК, товарищ Си на прошедшем пленуме ЦК КПК объявлен кормчим. Пока не великим кормчим, но «кормчим возрождения китайской нации». Это начало процесса освобождения его от «проклятия десяти дет». На запланированном на следующий год ХХ съезде КПК должны были бы выбирать смену Си Цзиньпину. Китайская пропаганда уже полтора года назад стала обосновывать необходимость продления его правления. Объявление кормчим — фактическая заявка на пожизненное правление. Кроме того, в дополнение к и так сосредоточенной в руках Си Цзиньпина политической, военной и экономической власти, теперь он становится непререкаемым идеологом. Правда, надо ещё, чтобы эти решения утвердил съезд, на котором наследники идей Дэн Сяопина могли бы дать последний бой, но вряд ли им позволят в достаточной степени организоваться для эффективного противостояния партийному мэйнстриму.

В связи с фактической отменой неформальной «конституции Дэна» можно прогнозировать изменения с китайской внутренней и внешней политике. Си Цзиньпин ранее уже формулировал основные приоритеты внутренней политики: ограничение наличных свобод, усиление государственного контроля и потребительский аскетизм. Очевидно, что широкие слои китайского среднего класса воспримут ограничения без энтузиазма, но вряд ли что-либо сумеют противопоставить новому курсу. Интересен акцент на аскетизме, поскольку он лишает китайскую промышленость надежды на формирование широкого внутреннего рынка, за счёт собственного зажиточного среднего класса. На этом делали акцент все предыдущие китайские власти, но декларируемая политика кормчего Си ставит на этом крест.

Поскольку Си Цзиньпин является талантливым и грамотным политиком, его отказ от формирования внутреннего рынка является сознательным шагом. Не думаю, что это попытка уменьшить западное идеологическое влияние. Как показал опыт СССР, в условиях неоправданных материальных ограничений оно становится только сильнее. Думаю, что Си готовит серьёзную перестройку экономики, перевод её на мобилизационные рельсы. Понимая, что это резко ослабит насыщение потребительского рынка, он заранее идеологически обосновывает будущие проблемы и потери.

Ориентация на закручивание идеологических гаек и на добровольный аскетизм внутри страны, в ситуации с экспортной ориентацией китайской экономики свидетельствует, что китайское руководство не планирует идти на уступки американцам и не прогнозирует снижение накала противостояния. Между тем, усиление экономической (санкционной) войны и нагнетание военно-политических противоречий неизбежно ведут к сворачиванию значительной части экспортоориентированных китайских производств и к перепрофилированию их со сборки айфонов на военную продукцию. То есть, во внешней политике Пекин готов поднимать ставки до предела.

Наконец, ещё один момент. Тот факт, что товарища Си объявили «кормчим возрождения китайской нации», при том, что вроде как нация никаких проблем в последние годы не испытывала, свидетельство того, что как во внутренней, так и во внешней политике Китай будет переносить ставку с коммунистического «пролетарского интернационализма» на вполне буржуазный китайский национализм. Если процесс зайдёт достаточно далеко, то идеология КПК будет заменена традиционной китайской националистической идеологией, и материковый Китай потеряет последние серьёзные отличия от Тайваня, что, безусловно, послужит серьёзным дополнительным аргументом в пользу насильственного воссоединения «двух Китаев». При этом, думаю, что как идеологический институт, КПК никуда не денется, поскольку националистический Китай будет ещё менее привержен многопартийности, чем Китай квази марксистский. Просто «китайский вариант марксизма», который изначально страдал национализмом, станет ещё националистичнее, а новый вариант китайского капитализма, строящегося под руководством КПК перестанет ассоциироваться с венецианским правлением торговой аристократии и превратится в местный вариант бонапартизма (что, на данном этапе развития китайского общества, безусловно, прогрессивнее).

Главная опасность новой схемы для Китая заключается в том, что товарищу Си к моменту проведения ХХ съезда КПК будет 69 лет. Значит у него остаётся лет десять (максимум пятнадцать) активной политической жизни. Причём это в лучшем случае, поскольку подверженный огромным нагрузкам организм политика сдаёт внезапно, и никто не может предугадать когда это случится. Между тем текущий кризис вряд ли рассосётся в ближайшие десять лет. И не факт, что преемник кормчего захочет или сможет продолжать его политику.

Ростислав Ищенко

Ростислав Ищенко: Проблему с Украиной придется решать

Похожие статьи: